По пути домой Ника снова думала о Паше. Когда он вернётся, чтобы окончательно оформить бумаги на повышение, её в городе уже не будет. Расстроится ли? Обидится ли, что ничего не сказала? А ведь ещё нужно как-то родителям сообщить, что уезжает.

Реакция мамы была неоднозначной. Она была и рада, и встревожена. Да, продвижение по карьерной лестнице, шанс помочь папе, хорошие перспективы… Но если в Амстердам Ника поехала бы с Пашей в роли замужней дамы, то теперь отправляется одна. Мало ли… Столица опасное место, где много соблазнов и ещё больше «хищников» и конкурентов, а помочь в случае чего некому.

Папа явно чувствовал себя виноватым и говорил, что с ним и так всё кончено, так что не стоит ей добровольно впрягать себя в ярмо. И вот эти речи нужно пресечь!

— Пап, ну ты чего?! Я и так собиралась на повышение, просто вам пока не говорила.

— Но этот кабальный договор…

Ника вспомнила слова отца, сказанные в тот вечер, когда состоялось внезапное и странное сватовство. «Я давно уже хочу внуков. А то так и помру, не понянчив свою кровинушку, пока вы двое будете телиться». Он тогда был бодрым, радостным и даже категоричным в вопросе брака с Пашей, и только сейчас она поняла, что всё это было наносное, что за бравадой скрывался страх не дожить до того светлого мига, когда сможет взять на руки внука или внучку. Ну а мама, разумеется, боялась того же, поэтому тоже как бы «игнорировала» чувства дочери, подталкивая к скорой свадьбе.

— Пап, ты, кажется, хотел понянчить внуков? — сменила она тактику. — Сейчас я хочу сделать всё для того, чтобы тебе это удалось. Понимаешь? Поэтому, пожалуйста, береги себя и дождись.

Всю неделю до отъезда Вероника провела рядом с отцом, бывшим строителем, который вынужден был уйти с работы, как оказалось, не из-за сокращения, а по состоянию здоровья. И это, наверное, было самое замечательное время в её жизни. Они клеили из спичечных коробков роботов, смотрели и обсуждали фильмы, гуляли в парке и мастерили макет здания, идею которого папа вынашивал уже давно. После вынужденного увольнения он подналёг на книги по архитектуре и с энтузиазмом коротал дни, составляя чертежи как особняков, так и многоквартирных домов.

Ника ценила каждое мгновение с ним, прекрасно понимая, что оно может стать последним. И мама, любимый клиентами парикмахер, когда приходила с работы, тоже старалась к ним присоединиться, чего нельзя было сказать о Ксюше: та практически не выходила из комнаты и за эту неделю не перемолвилась с сестрой и словом.

Зато тётя Оля и дядя Дима наведывались дважды. И пришло несколько писем от Паши. Дронов писал, что устроился хорошо. Конечно, там всё чужое и чуждое, но он был полон оптимизма и лишь сожалел, что её нет рядом. Ника специально не звонила ему по скайпу: не хотела пока видеть и слышать, на душе и так кошки скребли, а если посмотрит в печальные или, что хуже, притворно весёлые глаза, то станет ещё тяжелее. Возможно, позже.

Утро субботы наступило как-то слишком быстро. Забрав из офиса личные вещи, она перемолвилась парой слов с охранником и оглянулась на здание, где проработала почти год. Это современное строение было одним из лучших бизнес-центров в городе, но в столице наверняка всё устроено с гораздо большим размахом. Вероника была там дважды: один раз во время школьной поездки, второй — когда ездили с ребятами из универа. Но всё ограничилось поспешным осмотром достопримечательностей и отъездом домой в тот же день.

Чемодан был собран ещё с вечера, но Ника всё равно пересмотрела, не забыла ли чего. Сумка с ноутбуком и дамская сумочка завершали багаж. Зимних вещей она не брала, только всё необходимое на первое время. Когда похолодает, нужно будет либо вырваться на денёк и съездить домой (если позволит загруженность), либо купить что-то уже на месте.

Сейчас Вероника прекрасно понимала Пашу, который просил родных его не провожать. Она тоже предпочла проститься дома и вызвала такси. Пока ждали машину, говорили одновременно обо всём и ни о чём, лишь бы не молчать, чтобы в комнате не повисла тягостная тишина. Половину денег, выданных Болотовым (вернее то, что от них осталось), Ника отдала маме. Теперь можно быть уверенной, что папа в ближайший месяц не останется без лекарств. Вторую половину она взяла с собой. Неизвестно, когда ей выплатят зарплату и будет ли аванс, а ведь жизнь в столице не из дешёвых.

— Ника, какая же ты у меня… — мамины объятия были крепче, чем обычно. — Всегда была умницей, и теперь сама добилась повышения. Ты ведь будешь себя беречь?

— Конечно буду! — она расцеловала влажные щёки родительницы, а потом упала в объятия отца.

— Задушишь, — шутливо посетовал он и, когда она ослабила хватку, поцеловал в лоб.

Ксюша прощаться не вышла, отсиживалась в своей комнате. Ну и Бог с ней! Лишь бы была здорова и в неприятности не попадала.

На вокзал Вероника приехала за сорок минут. Зашла в местный кафетерий и купила пачку печенья и бутылку воды, чтобы было чем перекусить в пути. Потом неторопливо прогулялась у фонтана на Привокзальной площади, где яркие огни разгоняли наступавшие сумерки, и двинулась к платформам: как раз объявили прибытие поезда.

На нижней полке уже ждал пакет с постельным бельём. Устроив себе спальное место, Ника быстро переоделась в бриджи и футболку (благо в купе, кроме неё, ещё никого не было), легла, достала телефон и решила почитать книгу. Вскоре к ней присоединились супружеская пара и парень-студент с наушниками в ушах, тут же забравшийся на верхнюю полку.

«Эх, а со Славиком так и не попрощалась, — с непонятной грустью подумала Вероника, когда поезд тронулся. — Теперь мы с ним поменялись местами: его сослали ИЗ столицы, а меня направили В столицу».