– Жутковато тут у вас, – сказал Ингрейв.

Бородач прошел за изрезанную ножами стойку.

– А чего ты хочешь? Мы – зависимый мир. Это ваш – доминантный. Так что у нас дерьма – в два раза больше.

– В смысле?

– И свое, и ваше.

Ингрейв поставил упаковку «Портсмута» на стойку. Пиво из доминантного мира слабо светилось, составляя разительный контраст с окружающими тусклыми предметами. Даже хозяин магазинчика из-за этого казался ненастоящим.

– Оставлю пока здесь, – сказал Ингрейв.

– Не дольше суток.

– Заметано. Да… – детектив достал из внутреннего кармана пиджака фотографию Перссона. – Не знаешь его случайно?

– Нет, – качнул головой бородач, склонившись над снимком.

– А Мафа Кэрби?

– Этого все знают. Есть «Караваччо», есть «Бизоны», а есть Мафусаил Кэрби, который может достать, что угодно, по ту и эту сторону.

– И где он сейчас ошивается?

Бородач пожал плечами.

– Говорят, в «Охотнице». Это через квартал выше по холму.

– Я понял.

Детектив шагнул к выходу.

– Эй, – остановил его бородач.

– Что?

– Посиди минут десять здесь.

– Зачем?

Хозяин магазинчика убрал «Портсмут» под стойку.

– Светишься. Пусть притухнет чуть-чуть.

– Что, не любят у вас путешественников?

– Разные люди есть, – уклончиво ответил бородач. – Некоторые специально таких, как ты сейчас, ярких, поджидают. И район наш не самый толерантный в городе. Еще убьют.

– Не знал, что в отражении можно убить доминанта.

– Если постараться, вполне.

Ингрейв поправил кобуру под мышкой.

– Я думаю, со мной придется повозиться.

– Как знаешь.

Бородач наклонился, прижал кнопку, и за занавесью из стеклянных бусин щелкнул дверной замок.

– Не, – хмыкнул детектив, – я, пожалуй, минут десять все же подожду.

5.

В несвежей газете новости ничем не отличались от тех, которые Ингрейв читал у себя.

Выборы в конгресс. Жара. Президент то, президент се. Обострение хрен знает где. Наши войска доблестно… Переговоры с Советами не дали никаких результатов.

В разделе криминальной хроники приводилась сводка за неделю: угоны, грабежи, убийства. Едва различимые, смотрели на детектива столбиком размещенные на странице фотографии пропавших. На берегу Фог-бей найдена мертвая девушка, брюнетка, возраст восемнадцать-двадцать лет, без документов.

Это где? Это другой конец города.

Ингрейв выбросил газету в мусорный бак, вышел из тени и перебрался через улицу. Двойника здесь он чувствовал, как магнитная стрелка чувствует север.

Идея забраться в зазеркалье была, возможно, не лучшей, тем более, что существование в одном пространстве и доминанта, и двойника грозило обоим не самыми приятными последствиями, начиная от нарастающей головной боли и кончая обязательным и мучительным сближением, сопротивляться которому было бесполезно. Ингрейв, впрочем, еще кое-как перенес бы их тесный контакт – вышибло бы из отражения, и дьявол с ним. А вот Хэнк от соприкосновения был гарантированный труп.

Нет, жили, конечно, люди и без двойника…

Ингрейв скользнул взглядом по темным окнам за спиной и перебежал загаженную детскую площадку к серому, прорастающему из асфальта дому с почерневшим, выгоревшим участком третьего этажа.

На самом деле, разумеется, переход из одного мира в отраженный подразумевал, что ты перемещаешься на место двойника, а двойник на твое. С подавляющим большинством людей так и происходило. Их жизни были очень жестко синхронизированы. И подстраивались друг к другу даже во сне.

Иное было не уникальным, но достаточно редким.

Ингрейв периодически задумывался на тему события, вызвавшего независимое существование двойника, и они с Хэнком пришли к выводу, что точкой отсчета можно считать перестрелку в Плимут-центре, где отражение впервые выкинуло фортель с рассинхроном.

Что тогда было? Банда «пацифистов» и обесточенное здание. У Хэнка – два ранения, у Ингрейва – одно. Где Хэнк словил вторую пулю, он сам потом объяснить не мог.

Не важно.

«Охотница» оказалась невысоким, двухэтажным зданием с крышей в виде пагоды. По периметру висели красные китайские фонари. На небольшом асфальтовом пятачке теснились автомобили. Висела растяжка с иероглифами.

Хэнк, несомненно, был внутри.

«Смит-вессон» пришлось оставить на входе двум черным, гориллообразным братьям в твидовых пиджаках – сером и коричневом в клеточку. Возможно, впрочем, что братьями они не являлись.

В холле было светло и прохладно.

– Хотите столик? – подскочила к Ингрейву миниатюрная мулатка.

– Я ищу Мафа Кэрби.

Мулатка повернулась, вглядываясь в полутемный, слегка расцвеченный светильниками зал.

– Ой, а разве вы…

– Наверное, это мой двойник, – улыбнулся Ингрейв.