– Эй, – позвал он, перегибаясь через перила балкона.

Я сошла с газона на тёплый асфальт. За день он прогревался так, что становился мягким. Я отряхнула ступни и надела туфли.

– Эй, – повторил он. – Как тебя зовут?

Я даже не стала оборачиваться. Имена не имели никакого значения. У меня их было столько, что всё и не упомнишь. Хотя для людей они важны.

В разные времена нас называли по-разному. На севере чаще всего йо-коло, дословно «демон, сношающийся с животными». Самокритичное название, надо сказать. На юге, где солнце жарит так, что сама земля трескается от жажды, нас называли «морденаре» – смертельный поцелуй. Наибольшее распространение получило самое некрасивое и вульгарное название. На западе нас называли суккубами, и было в этом слове что-то пакостное, что-то сучье.

Я всегда предпочитала лёгкое и мелодичное «лайне» – «любящая жизнь», пришедшее с востока. Было в этом слове что-то лаконичное и острое, как клинок.

Я – лайне, любящая жизнь. А имена? Могу назваться любым, выбирайте.

Уличный фонарь два раза мигнул и потух. Послышался приближающийся шум двигателя, тихо шуршали по асфальту шины. Из двигавшегося малым ходом автомобиля высунулся рыжий парень и заорал:

– Эй, детка, поехали с нами!

В машине раздался взрыв хохота. Их там как минимум трое. Эх, встретились бы вы мне на два часа раньше… Сейчас я сыта, а переедать вредно.

– Девушка! Красавица!

Я, не раздумывая, шагнула в тень, растворилась среди серых очертаний придорожных кустов. Лайне могут становиться незаметными, когда захотят. Правда, такое случается очень редко.

– Эй, Алекс, куда она делась?

– Без понятия. Рули давай, найдём другую шалаву.

Да, это могло быть занимательно. Машина, взревев двигателем, проехала дальше и влилась в поток машин на центральной улице. Раздался пронзительный собачий лай, и я вышла из тени. Человеческие глаза можно обмануть, а вот звериный нюх – никогда.

Город не спал, он рычал автомобильными двигателями, говорил разными голосами, пел из радиоприёмников, плакал дождём, смеялся цветами, проклинал выхлопными газами, мигал яркими огнями рекламных вывесок, гудел проводами и веселился шумными компаниями. Кто-то спешил домой, кто-то из дома, кто-то убегал, кто-то находил приют. Город жил.

Я спустилась в подземный переход. Каблуки громко цокали по бетону, но и этот одинокий звук терялся в монотонном гуле поездов и ругани торговцев. Здесь тоже кипела жизнь, лотки с мороженым соседствовали с газетными будками и прилавками с китайскими футболками. Здесь кипела другая жизнь.

На картонке спал бомж, напротив него уличный музыкант наигрывал мелодию на саксофоне. Я остановилась, расстегнула сумочку и вытряхнула в раскрытый футляр деньги недавнего клиента.

– Удачная ночь? – спросил Гарик, опуская инструмент.

– Обычная. – Я пожала плечами и повернулась, чтобы уйти.

– Тобой интересовались, – произнёс парень, заставляя меня остановиться.

– Да? И кто?

– Наши его не знают. – Он облокотился на расписанную граффити стену.

В свете последних событий это прозвучало настораживающее. Неужели чей-то поводок оказался крепче, чем обычно? Придётся менять квартиру и ночной клуб.

– Ани, – музыкант вдруг оттолкнулся от стены и схватил меня за руку, – если тебе понадобится помощь, обещай, что ты её попросишь.

Точно, придётся, и возможно, не только район, но и город, раз уж уличный музыкант, с которым я изредка перебрасывалась парой слов, предлагает помощь.

– Брось, с такими как я никогда ничего не случается. Наверняка очередной клиент. – Я осторожно освободила ладонь.

– И… и… – Гарик замялся, а потом выпалил: – И деньги мне твои не нужны. Не эти деньги!

Я присмотрелась к купюрам и не нашла принципиальных отличий от тех, что лежали в футляре до моего прихода. Бумажки и бумажки.

– Хорошо, – покладисто согласилась я, – больше никаких денег.

Парень ответил неуверенной улыбкой.

Никаких денег, потому что больше я сюда не вернусь. Помахав музыканту рукой, я торопливо зашагала к лестнице. Никакого метро сегодня, доберусь на такси. Я и так непозволительно долго задержалась в этом городе, хотя всё так хорошо шло. Сегодня же соберу вещи и…

Что именно «и» додумать я не успела, лишь ощутила мимолётный укол тревоги. И ещё один – в шею, уже вполне осязаемый. И запах свежей туалетной воды, что напомнила мне о гостиничном номере, о дереве со стёртой корой под окнами. И о взгляде из темноты. Всё это я ощутила разом, открыла рот, чтобы закричать, но губы вдруг показались мне абсолютно чужими и непослушными.

На плечи легла твёрдая рука, а чей-то голос заботливо произнёс:

– Осторожнее.

И мягко добавил:

– На таких ходулях немудрено и ноги переломать. Держитесь крепче, я помогу.