– Я хотел... спросить. Можно мне посетить консультацию психолога?

От неожиданности я не сразу нашлась с ответом. Райсель, заметив это, как-то совсем виновато сжался.

– Эээ... психолога?
– ну, мало ли...
– Тебе нужны дополнительные деньги для этого? Мне нужно где-то в сети или в каких-то бумагах обозначить своё разрешение?

Он помотал головой:

– Нет, такие консультации входят в медицинскую страховку, и ничего нигде подтверждать не нужно.

Я совсем не понимала его логику:

– Тогда почему ты спрашиваешь разрешения?

Райсель выразительно-растеряно хлопнул глазками:

– Вы моя жена, и я несовершеннолетний...

Запутавшись окончательно, я пожала плечами:

– Формально. Но я, кажется, однозначно выражалась много раз, что считаю тебя достаточно взрослым и самостоятельным.

Мой ангел упрямо поджал губки:

– Но Вы несёте за меня ответственность.

Я сложила руки замком, оперлась на них подбородком и некоторое время молча разглядывала его. Его этот взгляд нервировал, но это меня ни сколько не останавливало. Я ведь знаю, что этот парень - не парусник, подвластный эмоциям, наоборот, он до зубного скрежета рассудителен и продуман. Зачем он грузит меня этой "ответственностью"? Зачем пришёл спрашивать разрешения встретиться с доктором, если, по сути, моего разрешения не требуется? Блин! Ну, почему проблемы не могут выстроиться в очередь, по одной? Я не могу всё сразу решать! Я и так, блин, болтаюсь в пропасти вечного аврала нового и старого бизнеса, а голова забита одной, блин, обиженной шлюхой!

– О чём ты хочешь проконсультироваться с психологом?

Мой мальчик смутился:

– Это личный вопрос. Я не хотел бы об этом говорить.

Ещё интересней. Сначала сам напомнил мне, что я несу ответственность за него несмышлёного, потом ломается, не рассказывая, в чём, собственно, кипишь. Про кого-то другого я бы решила, что это просто попытка привлечь к себе внимание, но этот парень ещё и ангельски не хлопотный, это против его высоких принципов. Тогда... он хочет поговорить, но не может рассказать о чём?

– Мне казалось, что ты, наоборот, сейчас должен быть доволен в личном плане. Ты хотел, чтобы я совсем не прикасалась к тебе, и я к тебе не прикасаюсь. Совсем!

Я внимательно наблюдала за реакцией. Райсель, ошарашенный моей прямотой, распахнул глазки, покраснел, потом открыл рот, собираясь возмутиться, но тут же закрыл, видимо, поняв, что громко возмущаться на такие темы не способен. И залепетал, уткнув взгляд в носки своих туфель:

– Я... почему совсем? Мне нравилось, когда Вы меня целовали...

К концу фразы голос у него стал совсем тихим, и он был абсолютно весь розовый. Но я, усмехнувшись, ринулась добивать:

– Нравилось? И в какое место?

Моя ходячая невинность совсем сжалась, пальчиком показав на свой висок.

Это был самый целомудренный поцелуй, который я когда-либо исполняла! Я встала, обошла его сзади, положила руки на плечи и легонько коснулась губами виска. Потом шёпотом, почти касаясь губами его уха, произнесла:

– И как, по-твоему, я должна была сама об этом догадаться?

Он как-то обречённо пожал плечами. Я вернулась в своё кресло:

– Рассказывай! Что у тебя за проблемы, что тебе понадобился психолог. У меня хреново с телепатией, так что рассказывай сам, без подсказок и подталкиваний. Чётко и по делу.

Сопротивление я уже пробила. Шок - лучшее лекарство от скромности. Теперь только дожать. Ещё один короткий взгляд замученного ребёнка - но меня не проймёшь. Мальчишка вздохнул.

– Да ничего такого важного... просто, я же всю жизнь воспитывался с некоторой определённой картинкой своего будущего. А с потерей рейтинга, видимо, как-то не до конца приспособился к новой... картине.

– Да? А чем существенным отличается та картинка от твоей сегодняшней жизни? В ней есть что-то такое важное, что для тебя сейчас недоступно?

– Есть! Понимаете, я очень благодарен вам...

Я перебила, вот меньше всего мне сейчас были нужны его благодарности и раскланивания:

– Что такое важное есть в той картинке? Главное!

У меня есть недостаток. Наверное, недостаток! Я не умею слушать жалобы о том, как всё плохо. То есть я могу послушать, но не смогу при этом сидеть и кивать, или что там обычно делают. Если у человека проблема, я её решаю. Вообще, если есть проблема, нет никакого смысла рассуждать о ней, тереть её с разных боков, охая и страдая. Я в этом смысла не вижу. Я вижу смысл в том, чтобы ее исправить. Решить на столько, насколько это возможно. Найти выход и реализовать его, не откладывая. Или забыть.

– Важное? Не знаю. Просто сам стиль жизни Ангела, отношение к такому мужчине всех вокруг, внимание, восхищение, популярность... дети.

Я откинулась на спинку кресла. В принципе, наверное, я понимала, в чём заковырка. Я уже прониклась в некоторой степени правилами этого общества. Ангелами восхищались, сваливали на их головы море возможностей, опять же публичность. Мой мальчик, наверное, страдает, что за его профилем не следит сотня другая дрочеров-анонимусов. Тут такие ценности. С детьми, вообще, вопрос прозрачный. Но и тоже не сказала бы, что не решаемый: