– А, ну ладно, – ответил парень и вернулся к своему другу, что-то ему пробормотав на ухо.

– Этим-то что надо? Давно уже вокруг нас ошиваются, – почувствовала неладное Лиза.

– Того же, чего и остальным, – усмехнулась Оксана. – Этот просто так не отстанет, у него на лбу написано.

Минуту спустя парень вернулся к девушкам и уже с некоторым напором в голосе спросил:

– Гражданки, а вы разве не знаете, что после семи часов вечера в общественных местах действует специальный режим: город переходит на особое положение?

– Первый раз слышу, – ответила Лиза. – И что, теперь нам уже и на улицу выйти нельзя?

Парень подошел к девушкам вплотную и поставил правую ногу между сидящими на скамейке:

– Можно, но только когда я разрешу! – тихо и угрожающе произнес молодой гэбэшник и резко ударил Оксану тыльной стороной ладони по щеке. Вторая пощечина досталась Лизе, удар был сильный, даже сигарета вылетела из ее руки. Когда девушки, ошеломленные и потерявшие ориентацию, обхватили лица руками, мужчина схватил за шею Оксану и толкнул так, что та упала на землю.

Гэбэшники исчезли, будто их и не было.

Оправившись от шока, Лиза в слезах стала поднимать подругу и беззвучно глотала «Помогите!», обращаясь к мужчинам, которых в парке было более чем достаточно. Но те лишь отводили взгляды в сторону, делая вид, что ничего не заметили.

– И здесь по морде, – попыталась улыбнуться разбитой губой Оксана, – только захочешь быть слабой – получи! Ты права, нельзя здесь быть слабой, не время и не место, – поднялась она с земли и стала быстро отряхиваться, будто торопилась избавиться от этого темного пятна в своей биографии.

Вода в пруду то и дело вздрагивала от налетавшего ветерка, как и всхлипывающий от недавних воспоминаний голос Лизы. Казалось, эта дрожь передавалась всему вокруг: облакам в отражении воды, даже Лизиным плечам – под ее рубашкой туда-сюда пробегали мурашки, поднятые по тревоге.

– Ты знаешь, что раньше эти пруды назывались Козьими? – пытался как-то отвлечь Лизу от случившегося Олег.

– Это здесь при чем?

– Ты хоть лицо этого козла запомнила?

– Ну, конечно, наглый такой, румянец на щеках и рубашка белая-белая, как у пионера.

– Пионерскими они тоже были.

– Кто?

– Пруды.

– Я тебе об одном, ты мне про пруды.

– Да с такими приметами пол-Москвы. Скажи еще, знак ГТО у него на груди! И хватит уже ныть. На тебе лица нет.

– Тебе бы так вмазали.

– Что за страна, что за уроды! Вообще-то рано тебе еще курить.

– То есть ты оправдываешь?

– О чем ты говоришь! – прижал Лизу к себе еще сильнее Олег.

– А ты?

– Что люблю тебя больше жизни.

– Завтра сходим в кино? На «Сталкера», да?

– А ты еще не сходила?

– Нет, тебя ждала.

– Завтра не знаю, у меня вроде как халтура намечается, попросили одну делегацию встретить.

– А говоришь, любишь.

– Сходим в другой день.

– Вот так всегда, – задумчиво произнесла Лиза. «Придется идти с Игорем», – подумала она.

– Я его найду, ты не сомневайся. У меня теперь есть знакомые в МИДе.

– Только не надо никого искать, чего доброго закроют, вообще станешь невыездным.

– А Оксана как?

– Да нормально. Ей не привыкать. Она от своего Петьки постоянно получает, в фигуральном смысле. Такая красивая была в школе. А этот Петруччо такой трепач, – сделала акцент на букве «ч» Лиза.

– Красота наказуема, – он погладил волосы Лизы. – Синдром Анны Карениной, сначала она бросается в глаза, потом на шею, далее – под поезд. А все из-за того, что некоторые мужчины слишком много бросаются словами.

– Еще один, – усмехнулась Лиза и убрала его руку со своей головы.

В это время перед ними торопливым шагом промчались двое молодых ребят, с авоськой, которую они тащили вдвоем. Авоську распирало от набитых банок сгущенного молока. На этой груде лежа длинная полукопченая колбаса и бумажный пакет, из которого торчали куриные лапы, и курица, и колбаса то и дело норовили съехать. Парням приходилось их то и дело ловить и поправлять.

– Давай поменяем руки, – предложил тот, что повыше.

– Давай.

– И смотри за колбасой и за курицей, чтобы не улизнули.