Джон подавил рыдание, всё ещё пытаясь пошевелить конечностями. Он услышал ещё один голос, потом ещё один. Их слова эхом отдавались в его голове, и Джон ощутил дрожь ужаса, когда понял, что узнавал большинство этих голосов.

— Как он там? — спросил Ревик, его голос звучал тише, но почему-то слышнее, чем остальные. — Он в сознании, Врег?

— Ровно настолько, чтобы послать меня куда подальше, — пробормотал знакомый голос.

— Оставайся с ним, — сказал Ревик.

— Отъе*ись, — произнёс знакомый голос, охрипнув от злости. — …Сэр.

— Оставайся с ним, брат… пожалуйста. Что бы он ни говорил.

В отличие от Врега, Ревик не казался сердитым.

Его слова также не звучали как просьба.

Джон попытался удержаться за этот слабый шёпот понимания. Это было слишком — слишком много слов, слишком много мыслей. Вещи, которые формировались в его сознании, он не мог передать своими омертвевшими губами. Он не мог видеть сквозь этот блеск света и изменяющуюся тьму, не знал, что плачет, пока не моргнул и не почувствовал, как слёзы текут по его лицу.

Они тоже причиняли боль, оставляя горячие следы на его плоти.

Они хотели его смерти. Они все хотели его смерти.

Прежде чем он успел разглядеть их, прежде чем смог разглядеть лица своих обвинителей, чёрный дым заполнил его голову, увлекая Джона обратно в заполненную смолой могилу.

***

— Джон, — голос стал резче, дёргая за его свет, притягивая к себе. — Джон, — повторил он. — Сейчас ты поешь. Ты меня слышишь? Ты сейчас проснёшься и поешь.

Джон попытался контролировать свои глаза.

Свет обжёг его роговицы, как только он приоткрывал глаза хоть на щёлочку.

Он попытался ответить, но смог только издать стон. Он вскинул руку, пытаясь отразить удар, который, как он ожидал, последует за этим. Боль в животе усилилась, даже когда нежные пальцы прикоснулись к его лицу, заставив его вздрогнуть и съёжиться ещё сильнее.

— Я не собираюсь причинять тебе боль, чёрт возьми, — сказал голос.

Этот голос рокотал за спиной Джона, доносясь из мускулистой груди. Джон вдруг понял, что прислоняется к другому мужчине, находится так глубоко в его свете, что трудно видеть сквозь него. Боль усилилась, когда он почувствовал кожу на своих обнажённых боках и руках, а также мышцы и кости, одежду и волосы. Бёдра мужчины напряглись, когда он повернул верхнюю часть тела, потянувшись вбок, чтобы схватить что-то со стола — того самого стола, откуда исходил свет.

Боль ослепила его. Боль, от которой он чуть не застонал.

— Е*ать, — его голос прозвучал неохотно, глухо и хрипло.

— Не сейчас, брат, — пробормотал другой мужчина, слабо пытаясь пошутить.

Джон лежал, тяжело дыша, поначалу совершенно сбившись с толку. И тут он понял, что какая-то часть его хочет этого. Он хотел секса. Он хотел, чтобы другой мужчина трахнул его.

Боль в свете другого мужчины резко усилилась настолько, что у Джона перехватило дыхание.

Он боролся, пытаясь убежать от этого света, но чья-то ладонь схватила его за руку, и в тот же миг предупреждающий пульс пронзил кожу.

Он воспринял это почти как угрозу, но от этого другая боль сделалась ещё сильнее, сбивая его с толку. Адреналин выстрелил ему в кровь. Тошнота усилилась, и он закашлялся так сильно, что боль ухудшилась, вызывая то омертвевшее ощущение в его груди.

— Боже, — он склонился над одной из его мускулистых ног, кашляя сильнее. Он почувствовал, как чья-то рука легла ему на спину, массируя её, и задохнулся. — Прекрати. Прекрати это…

Мужчина проигнорировал его, посылая ещё больше света сквозь пальцы.

Джон кашлял ещё несколько минут. У него не было сил бороться с ним. Он повис над ногой другого мужчины, постанывая между приступами кашля, и чувствуя себя так, будто он вот-вот умрёт.

— Бл*дь, ты не умираешь, — произнёс голос, в этот раз прозвучавший злым. — Это отравление света, брат. Будет лучше, если ты продолжишь кашлять. Будет лучше, если ты выпустишь это из себя любым возможным способом.

Глаза Джона наполнились слезами. Он чувствовал тошноту в свете другого мужчины, плотное, тёмное облако, которое он уже извергал на него.

Он навредил ему, покрыл его свет дерьмом.

— Я могу с этим справиться, брат, — произнёс голос.

На этот раз Джон услышал в словах другого мужчины нечто большее, чем просто гнев. Боль. Ещё более интенсивное горе. Может быть, даже слёзы. Он не может смотреть на это лицо. Он знает, кто это, но не хочет ничего подтверждать. Бл*дь, он не подтвердит это; он не может справиться с этим прямо сейчас.

— Что, если принести её сюда? — спросил другой голос.

Джон вздрогнул, прижимаясь к его мускулистому телу. Он думал, что они одни. Он не знал, что кто-то ещё был там, наблюдая за ними обоими. Он не мог вынести мысли о том, что кто-то здесь будет смотреть, как Джон причиняет боль другому мужчине, отравляя его своим светом.