Но вернемся – речь идет о том, как действует человек. Экономическим теориям о разумном индивиде, совершающем разумный выбор, предлагаю покурить в углу (большой привет Дэну Эраели). Поговорим о Супер-Эго, обо всем бессознательном, об установках, императивах, запретах, идеалах – о том, что я имею в виду, употребляя совокупное «этическое». Как мы определяем границы поведения, когда уже взрослые и мама на нас не смотрит? (Хотя, насколько мир был бы лучше, если бы всегда поступали так, будто на нас смотрит мама). Особенность идеального мира выражается в абсолютной правильности вектора поведения и мышления, причем, диктуется это не нормами и кодексами, а чуть ли не имманентной необходимостью им следовать. Сортировать мусор. Уважать старость. Так где же этот этический Северный полюс и как он формируется? Сельские жители не похожи на городских, «Богатый Север» радикальнейшим образом отличается от «Бедного Юга», антигерои обычно уродливы, опасный квартал неприятен на вид. А вчитайтесь в общеупотребительное «так поступать – некрасиво» и «красота спасет мир». Представим себе общество, выросшее на улицах с красивыми домами и интерьерами (я не говорю о богатстве, вензелях и сусальном золоте, я говорю об эстетически приятном), в любящей интеллектуально развитой семье, среди умных и любознательных сверстников, слушая Вагнера и Чайковского, на рассказах Диккенса и Де Мопассана, под стихи Уитмена и Пастернака – произведения, являвшиеся с одной стороны, продуктами своих эпох, с другой – цивилизационно образующими. Давайте представим себе такое общество и вообразим себе распорядки и правила в нем, нужны ли они там в принципе? Они там избыточны. Моцарт, Рахманинов, Кандинский, Моне, Булгаков, Пастернак – родились не в трущобах, они были воспитаны языком, средой, тем, что мы называем «культурная традиция» и «круг общения». В Лозанне я увидела большими буквами «поэзия спасет мир» – интересно, швейцарцы знают, что перефразировали И.Бродского «Искусство поэтому, в частности литература – не побочный продукт видового развития, а наоборот; если тем, что отличает нас от прочих представителей животного царства, является речь, то литература, и в частности, поэзия, будучи высшей формой словесности, представляет собою, грубо говоря, нашу видовую цель» 4 . И хотя даже сам Институт философии РАН разделяет этику и эстетику, разнося их по разным кафедрам, я хочу вернуться к Аристотелевым трактовкам единства прекрасного и доброго, эстетического и этического, признаем прекрасное как доброе и приравняем искусство к прекрасному, а потому – морально высокому и чистому. Давайте также вспомним и Сократа, который считал знание и истину добром; Флобера, ставившего знак равенства между прекрасным и нравственным. Из этого получим почти математическую триаду абсолютных ценностей Истина-Добро-Красота, почти стирающую грань между эстетическими этическим, создающим канву и основу этики. Примеры эти (или выразиться более радикально – «доказательства»), приводят нас к парадигме прямой зависимости этики от эстетики, и зависимость эта абсолютна и тотальна.

Да, ни одно поколение не научается у предыдущего истинно человеческому, любить, например. Однако каждое следующее поколение есть продукт эволюции и совокупности начал всех предыдущих поколений, имеющее в своем распоряжении более десятка великих ученых, поэтов и композиторов… Ты сам когда-нибудь слушал Брамса? А Пуччини? Многие вещи определяют сознание помимо бытия (и перспективы небытия), это – музыка, это – математика, это – язык. Чему можно научиться у поэта, так это зависимости удельного веса слова от контекста, сфокусированности мышления; поэзия – это не лучшие слова в лучшем порядке, это – высшая форма существования языка 5 . А знание нескольких языков? Ян Массарик точно ответил: «The more languages you speak – the more human you are». Освоение математики покажет, как посредством гармонично структурированного анализа можно вывести образ (набросок) Вселенной. Понимание основ композиции задаст вектор в направлении к прекрасному. Музыка же вообще является единственным видом искусства, который существует только когда она длится. В этом плане музыка как бы естественна, будучи самим временем, материализованном в звуке. Обобщая, античные мыслители именно так и представляли себе идеальное развитие человек – через посредство обучения математике, музыке, стихосложению и стратегии. Ты – продукт своего воспитания, своей эпохи. И ты же эту эпоху формируешь. А что, если каждого вновь родившегося ребенка перестать воспитывать, а начать любить, начать развивать – в этой парадигме? Это недорого и несложно. Я боюсь, мы получим качественно новое общество. Я боюсь, мы получим великих философов и блистательных ученых. Я боюсь, мы получим общество, в котором не нужны кодексы и регламенты, в котором стремление к прекрасному-доброму-истинному – потребность, а не обязанность. Я говорю не о необходимости новых концепций, а об интеллектуальном вакууме современности. И то, что я пытаюсь здесь обозначить набором синтаксических конструкций, – попытка несколько заглушить накатывающее предчувствие эсхатологического ужаса и усилие посмотреть в бездну. Может быть, потребность подумать и начать разговор. Может быть, с надеждой на возражение или в принципе какой-нибудь ответ.

Реальность реальности

Созерцание, будучи первичной формой познания, предполагает отрешенность и возможность вычленять явление в пространстве и времени, определять его границы и характеристики, – и эта деятельность подразумевает, даже требует, отсутствие деятельности физической. Сознание способно выдержать лишь одну интенцию. Принимая во внимание скорость жизни и необходимость поглощения все большего количества информации и совершения все большего количества единиц действия на единицу времени, на созерцание, кажется, не остается времени. И мы хорошо знаем, что случается с органом, которым долго не пользуешься – он атрофируется. Поэтому давайте поработаем и присмотримся к настоящему.

Первая модальность настоящего – ускорение.

Шквал сигналов с самого утра, которые необходимо принять, отфильтровать и переварить. Погоня за собственным успехом, наполнение осмысленным действием каждой минуты, общение с «нужными людьми», занятия спортом, посещение модного мероприятия – не добился чего-то в каждую конкретную минуту – зря потратил время. Нужно что-то делать, двигаться, не стоять, не стоять! Времени совсем нет. Времени, кстати, нет. Есть действие сознания по распределению входящего потока сигналов в некую причинно-следственную структуру, что и дает нам «время». Но на подобные размышления времени как раз у современного человека нет, вопросы решаются мгновенными интуитивными догадками. Стругацкие подозревали, что человечество в своей истории разделится на две категории, не знали, по какому именно признаку, – у меня же есть подозрение, что по принципу отклонения от психологической нормы. Отдаляющиеся от нормы тревожные, с нестабильной структурой личности, сомневающиеся, в том числе и в себе, а потому способные к интроспекции и вообще к анализу, – будут составлять более «успешную» и более функциональную группу в силу высокой адаптивности и необходимости к саморазвитию. Эти люди – пациенты психушки, политики, артисты, деятели искусства, мыслители и писатели, самоубийцы, это умные люди, которые будут развиваться все быстрее. Бегущие с ускорением уже не смогут остановиться, – не помогают ни медитативные практики, ни гаджет-детокс курорты, ни спортзал по утрам. Интересно, ускорение бесконечно? Вторая группа – более близкое к «норме» ригидное большинство – в силу более устойчивых личностных структур не сможет обеспечить себе место в гонке из-за нежелания испытывать перегрузки от информационного передоза, а потому будет постепенно и медленно деградировать из-за неиспользования механизма анализа информации (и его постепенной редукции). Первое время эта группа еще будет пытаться мимикрировать под первых (умных), но в какой-то момент утратит способность и к этому.

Вторая модальность настоящего – симуляция.

«Постепенно действительность превращается в недействительность» 6 – мы пересекли определённую точку, когда видимая реальность стала не совсем реальной. В одной реальности человек выпивает и подвозит взятки сумками, в другой вежливо улыбается и говорит правильные вещи правильным людям в правильном месте. Степень хорошести определяется тем, как человек преподносит себя, а не тем, что он являет собой на самом деле – количество лайков и степень вуайеризма окружения определяет координату человека на оси «добро/зло». Причем, если тоталитаризм как бы толкал человека на некое расщепление на, скажем так, внешнюю политику и внутреннюю обособленность, то непонятно такое расщепление сейчас.

В полдень двадцать первого века хороший человек – это хороший, прежде всего, внешне, социально-одобряемый, вежливый, увлекающийся оперой и спортом, цитирующий немецких классиков (при этом, необязательно отличать Шпенглера от Шпеера). Это создает искусственную надстройку над жизнью, поведенческие виниры, сюрреальность. И если внимательно посмотреть вокруг, то зрение начинает покрывать жирная пленка состояния всеобщей лжи: все понимают, кто что представляет собой на самом деле, понимают, что к чему, но проигрывают странный спектакль, необходимый для выживания. Информация не информирует, высказывающий мнение человек повторяет услышанное, неясно, где чье умозаключение, мысль клиширована для удобства восприятия. Попадая в такую ситуацию тотальной неопределённости, где нет честности и мужества, но нет и трусости, нет вообще никаких убеждений и самой потребности в них, потому что их так удобно менять и симулировать, исходя из обстановки (в границах такого мира, и это страшно, получить пулю в грудь становится невозможно, ведь никто ничего никому не говорит прямо, в этом мире единственный возможный вариант смерти – пуля в спину), человеческое сознание оказывается в постоянном диссонансе от неразличимости мнимого и реального. Чтобы не утратить отношения с реальностью и здравый смысл, сознание мыслящей личности неизбежно уходит в состояние внутреннего изоляционизма (если хотите, внутренней эмиграции) от этого чудовищного мира всеобщей симуляции, мира, вышедшего за границы морали, за границы эстетики, мира, где нет никакого закона кроме лайка. В таком мире не остается никаких вариантов, кроме как придумать себе роль и, наступая на собственные ценностные установки взять роль и выйти на сцену вместе с остальными. Можно ли утверждать, что симуляция стала и способом существования, и способом защиты от существования? Медицина называет это шизофренией.

Третья модальность настоящего – обезличенность.

Вспоминая Платоновский постулат о непрерывности порождения, мир не создан раз и навсегда, он творится каждый миг (нашим собственным сознанием). И вот пребывающий между собой настоящим и фейковой реальностью индивид так или иначе ежеминутно выступает творцом мира, но это мир иллюзий. Говорить о честности и быть честным это разные вещи. Не существует абстрактной доброты, честности, предательства, жадности – все это свершается человеком только в действии. В сюрреальности человек заместил добрый поступок симуляцией добродетели так называемым «добрым намерением», получил моральную индульгенцию и стал считаться «добрым». Структура такого мира, состоящего из намерений и иллюзий, мира трансреального, по структуре более всего напоминает желе, которое не имеет ни четкой структуры, ни отдельного голоса, ни четких установок – легко пропуская любые колыхания, каждая единица такого мира – желеобразный атом. Я говорю о полном отсутствии в таком обществе личности как психологической единицы с твердыми ценностными установками, транслирующимися вовне. При полном отсутствии внутреннего я, отсутствии идеалов, это желе с готовностью принимает любую максиму за высшую истину, которую тут же начинает проповедовать, даже если она противоречит нравоучениям вчерашнего дня. Отсутствие фильтра образованности позволяет толчку с одной стороны пройти через все желе, и нет внутренних структур, противостоящих этому движению. По странному закону, это желе имеет стремление поучать. Забавный феномен.

Мы живем в мире постреальности, как следующего этапа после постмодерна, когда стремление к истине стало нежелательным. Это можно назвать антропологической катастрофой, выражающейся в разрушении жизненно важного в человеке вследствие разрушения цивилизационных основ процесса жизни и общения 7 . Я не алармист и не утверждаю, что это новое явление – каждое столетие со времен создания Одиссеи или даже Ветхого завета устами великих философов описывало эпоху в терминах дегуманизации и распада личности. Но учитывая эту тенденцию лучшим предприятием в данном случае я вижу интеллектуальное предприятие личности, как возможность подавить инерцию движения, редуцировать себя из окружающего, и, тем самым, наметить собственные личностные структуры. Субъектизироваться. Не призывая к революциям и разрушениям (боюсь, разрушение ритуалов и разоблачение символов симуляции приведет лишь к появлению новых, пустот не бывает), я смотрю скорее в сторону исследования, пытаюсь за реальностью увидеть схему реальности. Причинно-следственная связь существует только в отдельно взятом сознании, вспомните рассказ Рюноскэ Акутагавы «В чаще», где каждый из повествователей, свидетельствуя о событии, рассказывает историю, кардинально отличающуюся от «настоящей».