– Мы уезжаем.

Я сидел и плакал, как плакал бы любой мальчик десяти лет услышав бы такое. Мои красные глаза уже не могли выжимать слезы, как и я не мог успокоится. Меня трясло, голова болела, а тело ломило. Я свернулся калачиком в своей кровати и старался прийти в себя.

Мама влетела в мою комнату. Ее глаза были похожи на мои. Такие же красные и уставшие. Видно, что она не спала всю ночь. Как только мама достала из шкафа сумку – я все понял. Моя семья разрушена. Ее больше нет. Конец. От этого мне стало еще страшнее и обиднее за себя, за свою жизнь.

Мама отошла от шкафа и села возле меня. Она шептала мне на ухо, что все хорошо. Ничего не измениться и у меня все равно будет семья. Я не смог поверить ни единому ее слову. Передо мной живое доказательство того, что все кончено. Сумка лежала на полу, а шкаф открыт настежь. Папа продолжал кричать. Он не заходил в мою комнату. От этого мне не становилось лучше.

– Закрой свой рот! – резко закричала мать.

Я стал плакать сильнее.

– Ты мне смеешь такое говорить?! – в ответ крикнул отец.

– О сыне подумай, чертов эгоист! – опять крикнула мама и на этот раз ор стих.

Родные материнские руки обняли мое хрупкое маленькое тельце.

– Все будет хорошо, сынок. Только тише, не плачь, мой дорогой. – мама пыталась меня успокоить.

Ее тихий тон и отсутствие криков помогло мне немного прийти в себя. Тремор не отпускал, а головная боль сдавливала виски.

– Давай сынок, мы с тобой соберем сумки и поедем кое куда. – спокойно говорила мама.

– Куда? – спросил я жалостливым голосом.

– Далеко отсюда.

Мама встала и пошла собирать сумки. Я не отпускал колени и лежал калачиком до того момента, пока мама меня не позвала. Я встал с кровати. Ноги меня не слушались. Я шел вперед, сшибая все углы, а мама сзади меня тащила сумки.

– Ма-ам. Давай я тебе по-омогу. – резко в моей речи появились провалы.

Я начал заикаться. Никогда такого не было. Мама посмотрела на меня как на непонятное существо. Как будто после этого я стал для нее чужим.

– Иди вперед, сынок. Я сама справлюсь. – сказала мама и немного толкнула меня в спину, чтобы я быстрее двигался.

Когда я шел по коридору краем глаза я заметил отца. Он стоял на балконе, затягивался сигаретой и смотрел на меня. Так пристально, что мне стало не по себе. Он сверлил меня взглядом. Наверное, в тот момент я перестал быть для него сыном.

– Быстрее, сынок. – говорила мама.

Я вышел из квартиры и больше никогда не пересекал ее порога.

***

Павел Анатольевич на протяжении всего моего рассказа что-то записывал. Поражаюсь его способностью так просто конспектировать мои слова. Конечно, он мог записывать возможные диагнозы или еще что-то, что вообще не относится к моему рассказу.

Пока он писал свои заметки, я еще раз осмотрел его кабинет, как вчера. Мне казалось, что теперь обезьяны поменялись местами. Это все странно. Может я не выспался или так на меня действуют таблетки?

С сегодняшнего дня я начал принимать новые препараты по рецепту Павла Анатольевича. Естественно мне ничего не говорят. Мне даже диагноз не сообщили, что уже говорить о таблетках.

– Куда вы переехали с мамой? – поинтересовался доктор.

– В другую квартиру. Попроще и с меньшим количеством комнат. Как раз на меня и маму. Я устроился в комнате поменьше, а маме дал самую большую. Насколько мне известно, квартиру родители продали и поделили деньги между собой. Этот ублюдок даже не смог полную сумму отдать матери. Она содержала меня и себя, в то время, как он жил с другой семьей. Ему то намного легче было. – говорил я.

Эмоции хлестали меня по щекам, а разум прятался где-то за стеной. Я не мог сдержать накопившегося во мне недовольства.

– Я считаю своего отца идиотом. – заключил я.

– Почему? – поинтересовался доктор. Он был раздражен. Как будто он что-то хотел сказать, но сдерживал себя.

– Он изменил матери, хотя у самого было все, о чем только могут мечтать люди. – нервничал я. – По сути он получил лишнюю головную боль и многого лишился.

– Мужчины в таком возрасте, как твой отец, склонны к кризису среднего возраста. Знаешь, что это такое? – спросил доктор.

– У меня есть догадки, но…

Павел Анатольевич резко меня перебил:

– В этот период мужчина считает себя подавленным и несостоявшимся как в сексуальном плане, так и в моральном, иногда в материальном. У него возникают мысли, что он многое потерял. Пытается наверстать упущенное. Понимаешь? Сейчас он, может быть, жалеет о своем поступке. Правда вернуть ничего не может. – пояснил врач. – Или так сложилась ситуация. Ты можешь многого не знать, что творилось в личной жизни твоих родителей.