– Бабушка, вы что-то не нашли? Помочь вам?

– Ничего, девушка, спасибо. Бабка старая деньги забыла. Схожу сейчас.

– А что хотели?

– За мукой я.

– Вы возьмите муку, а деньги потом занесете. Вы же еще сегодня пойдете сюда. Я вас помню, вы каждый день бываете. Живете, наверное, рядом.

– Недалеко, да. А ты городская, наверное, не знаю тебя.

– Из города.

– Каждый день сюда катаешься спозаранку, вот наказание-то. А наши в город полдеревни, тоже каждый день. Сама деревня будто уже и не живет ничем.

– Муку-то берите, бабушка.

– Нет, милая, не пойдет так. Спасибо тебе, но схожу, не рассыплюсь.

Бабаня, недовольная собой, пошла домой. Небо на востоке подсвечивалось холодным фиолетовым светом, но тропинка была по-прежнему плохо видна, и пару раз она оступалась в сугроб. Дома решила отдышаться – отдохнуть. Сначала так и сидела, не раздеваясь, в кухне, но потом разделась, умыла руки и решила пока распустить-замесить дрожжи. Затем прошла в комнату и включила телевизор, чтобы послушать погоду. По телевизору передавали новости, погоду надо было дожидаться. Не вслушиваясь в то, что говорили, она смотрела на картинки – они были словно одни и те же каждый день. «Все врете и врете», – привычно сказала она. Про погоду она поняла, что снова похолодает, но пока телевизор выключала и шла на кухню, уже забыла весь прогноз. «Сварю к обеду картошки целиком и поем с капусткой… А пирог к ужину испеку. Тесто к обеду не поспеет…» Стало чуть веселее, когда в руках появилась работа. Картошку начистила, поставила на плиту, но зажигать газ не стала. «Быстро сварится, успею еще, а пока в магазин сбегаю…» Из-под клеенки на столе достала тысячную бумажку.

Стало совсем тепло, так что с крыш закапало как весной. Бабаня пожалела, что вышла в валенках. «Не забыть потом сушить поставить…» В магазине встретила Вовку, сына ее давно ушедшей подруги. Вовка пил, но в последнее время бывал трезвым и выглядел посвежевшим. Вовка справился у нее о здоровье и пообещал на днях заглянуть. Она похвалила его: «Видишь, как сразу на человека стал похож. Ты же, Вовка, умный мужик». Повздыхала вслед ушедшему Вовке и пошла за покупками. Вспомнила, что надо купить порошок стиральный и мыла, а к картошке решила прикупить еще и селедки. Увидела ее в витрине в аппетитном рассоле, и захотелось. На кассе взяла упаковку со спичками – они у нее почему-то быстро кончались. Довольная собой, что оказалась такая предусмотрительная, направилась домой. У самой калитки сидела чужая собака и смотрела на нее. «Вот развелось бездомных, откуда они берутся? Раньше сроду собак просто так не болталось по селу», – разворчалась она. Отломила краюшку и бросила собаке. «Поешь и ступай отсюда», – наставительно и серьезно сказала она собаке.

Пока разделась, поняла, как устала. Так что есть совсем расхотелось, но она зажгла газ под кастрюлькой и поставила валенки на толстую трубу отопления. И только тут вспомнила про тесто – увидела раскисшие дрожжи в ковшике. Дрожжи распустились и покрылись пузырьками пены. «Вот раззява старая… что же я такая есть-то – опять муки не купила…» – Бабаня не расстроилась, она разозлилась. А когда она так сердилась, то становилась упрямой и активной. Силы к ней тут же вернулись, она заново оделась и снова пошла в магазин.

День уже перевалил за вторую половину. В середине зимы это особенно заметно, когда солнышко, чуть поднявшись, уже снова катится низко к земле, словно передумав подниматься по-настоящему. «Глянуло на нас одним глазом, да напугалось толчеи земной – покатилось спать. Вернусь – сама раньше лягу, с солнышком же», – прошептала она, на мгновение остановив путь. До магазина она еще не дошла, увидела у сельсовета Евгению Петровну, пенсионерку-учительницу. Та только что вышла из дверей местной власти. Еще не старая, моложе Бабани, но все же пожилая женщина плакала. Плакала она молча, утирая слезы варежкой, в другой руке сжимая носовой платок.

– Евгения Петровна? – Бабаня подошла ближе.

– Не знаю уже, к кому идти. Никто ни за что не отвечает… Здравствуйте.

– Что такое?

– Бульдозер дорогу расчищал вчера и вход мне в калитку завалил. Выше забора куча. Не пройти, и не расчищу я такую гору. Уже пробовала, а оно все комьями смерзлось. Соседа просила – тому некогда. Звонить пробовала в контору нашу коммунальную – не наше, говорят, дело. Вот и председатель…

– Отказал? Вот ирод.

– У него, говорит, своей техники никакой нет теперь, ничем помочь не сможет.

– Да ты что!? – Бабаня закипела от возмущения и от этого не заметила, как перешла на «ты». Она всегда с учителями была на «вы». – Пойдем еще раз вместе к нему.

Учительница не соглашалась пойти к председателю еще раз, но Бабаня, настроенная решительно, сломила ее сопротивление, и они, поддерживая друг друга, стали подниматься на ступеньки сельсовета.

Председатель, едва увидев Бабаню в дверях своего кабинета, тут же вскочил ей на встречу, но заметив за ее спиной Евгению Петровну, сменил приветливую улыбку на озабоченность и серьезность. Говорить он ей не дал, тут же заверил, что немедленно снег у калитки Евгении Петровны расчистят, что он уже дал на это распоряжение. В доказательство своих слов он вернулся к столу, поднял трубку с красного телефона и потряс ею в воздухе, будто хотел именно оттуда вытрясти нужного работника с лопатой. Обе женщины, довольные собой, вышли из кабинета председателя и еще какое-то время разговаривали в коридоре администрации.

– Дочка к себе звала на зиму. Да не поехала я, что молодым мешаться.

– Давно не была ведь она у вас. Умница, и муж хороший…

– Весной обещают приехать, как у детей каникулы начнутся. Как вы, Бабаня, поживаете? Спасибо, что помогли.

– Все хорошо. Что у меня старухи может быть? Все одно и то же. Живем, картошку жуем… Ой! Картошка! – она вспомнила про включенный газ.

Когда, запыхавшись, вернулась домой, то услышала шипение из кухни. Последняя вода докипала под разварившейся картошкой, но она была еще вполне кондиционной, для еды годилась. Выключив газ, Бабаня, не раздеваясь, тут же рядом с плитой села на табурет. Она посмотрела на ковшик с дрожжами, стоявший на столе и придвинутый к теплой батарее, и опять же вслух пошутила: «Воды добавить, и готова брага…» Смех ее получился негромкий и короткий. «Если кто с улицы услышит, решит, что старуха совсем спятила, – подумала она и вытянула на столе свои большие корявые руки со вздутыми венами. – Завтра новый пирог затею…»