– Хм...

Старший следователь буравил меня злым взглядом не то обвинителя, не то палача, но я упрямо держалась своего. Я ни в чём не виновата! Точнее, я готова признать вину за попытку умолчать имя преступника, но не вину в исчезновении веера.

Меня успокаивала мысль, что пока меня просто пугают. Решение будет принимать король, и только он. И вот если решение будет не в мою пользу. Я иллюзий не питала. Тайный арест, глубокое ментальное считывание, после которого в трёх случаях из пяти человек становится пускающим слюни овощем, тихая казнь.

Пощадит ли меня король? Ох-ох. Впору бежать из страны. Только вот это будет той ещё глупостью: привлечёт лишнее внимание, а от ищеек Службы безопасности не скрыться даже за границей.

– Маска, которую я упоминала и которая связана с веером, одушевлённый артефакт. Возможно, исчезновение связано с этим, не знаю.

– А что вы знаете об одушевлённых артефактах?
– зацепился за фразу русый.

– Мало.

Только то, что слышала от маски. Я постаралась вспомнить всё до последней мелочи, но следователи быстро потеряли интерес. Их интересовало создание подобных артефактов, а я даже близко не представляла, как к подобному подступиться.

Допрос продолжался часа два, не меньше. Меня расспрашивали абсолютно обо всём, неожиданно заинтересовались историей с долговым рабством и обещали провести проверку со своей стороны.

Когда следователи наконец ушли, я чувствовала себя вымотанной, словно из меня все соки выпили. К возвращению младшей целительницы я задремала прямо в кресле. Уснуть девушка мне не дала, растормошила, заставила выпить очередное лекарство, принесла мне взбитый мясной паштет.

После еды я неожиданно взбодрилась. Возможно, побочный эффект выпитого эликсира. Я почувствовала в себе силы на прогулку и, воспользовавшись тем, что грана опять куда-то упорхнула, я вышла в коридор.

Возможно, я себя переоценила, но мне очень хотелось осмотреться, понять, где я. Из окна в моей комнате вид открывался на парк - не слишком информативно. Я дошла почти до самого конца коридора. Направо и налево безликие двери. Я свою-то найду? Тьфу! Ладно, не сомневаюсь, что грана меня выловит. Или любой служащий. Я же не сбегаю, да и запрета выходить не было, наоборот, мне сказали, что я пациентка, а не арестантка.

Очередная дверь распахнулась.

Кажется, это становится традицией.

В этот раз я успела затормозить, я же едва ползла. Не успел Карен. Он слишком стремительно шагнул в коридор, а я вместо того, чтобы отступить в сторону, застыла на месте. Мы столкнулись. Вскрикнув, я начала заваливаться на спину.

Не упала. Карен как всегда подхватил меня, удержал, прижал к себе.

– Ада!

Я временно позабыла про всё: про проблемы, про планы, про ждущую моего возвращения крольчиху. С Кареном так тепло, так уютно. Никакие кошмары не пройдут, пока он стоит на их пути. После всего пережитого... Не следовало, но я просто не сдержалась. В его объятиях я испытала такое облегчение, что все внутренние барьеры рухнули. Я уткнулась Карену в плечо и разревелась в три ручья.

– Ада?

Карен растерялся, а я ничего не могла сказать сквозь всхлипы, только ещё больше ревела. Я почувствовала, как Карен успокаивающе гладит меня по спине, целует за ухом, проводит по волосам. Опять я перед ним чучело чучелом. И в халате. И в тапочках с помпонами. У-у-у... Карен тихо хмыкнул, подхватил меня на руки, а я и не подумала отцепляться, наоборот обхватила за шею.

– Испугалась?
– тихо спросил Карен, усаживаясь на кровать.
– Прости. Я не думал, что кузен дойдёт до такого. Он всегда был с гнильцой и безуминкой.

– Не важно. Не хочу о нём.

Звучит слишком эгоистично, неправильно.

Я оторвалась от плеча Карена, посмотрела ему в глаза:

– Ты переживаешь из-за него.

– Он мой брат. Двоюродный. Был.

Карен ощутимо передёрнулся и словно неосознанно сжал меня крепче. Я не протестовала, сама прижалась. Дотянувшись, разгладила морщинку, перечеркнувшую его лоб.

– Мне жаль, Карен. Но ведь он сам выбрал. Его выбор - его ответственность.

Карен невнятно угукнул, отвернулся.

Я нутром поняла, что слова будут неуместны. Что я могу сказать? Я ведь тоже это чувствую. Крайт, которого я с читала другом... Мне тяжело осознавать открывшееся, а Карену должно быть во сто крат хуже.

Я не знаю, сколько мы просидели, обнявшись. Карен встрепенулся, погладил меня по спине и нехотя отстранился, поймал моё лицо в ладони, всмотрелся в мои глаза:

– Как ты, Ада? Ты изменилась.

– Ты меня изменил. Разбудил от многолетней спячки, - хотела сказать бодро, а получилось с нотками грусти.