Шрифт:
– Нихера себе…
Майк резко дернул ее на себя, опять обшарил жадными руками, заглянул еще раз неверящим взглядом в темные мутные глаза, и, прочитав там окончательный ответ, разрешение, просто слетел с катушек.
Анна застонала громко, несдержанно, когда почувствовала, как ее буквально вдавливают опять в стену, грубые руки пробираются под юбку. Услышала треск белья, Майк не собирался нежничать, не мог просто.
Сильные руки, пачкая белое платье и бедра чужой кровью, подняли под ягодицы, сухие жадные губы впились в шею, кусая, оттягивая кожу, даря сладкую, возбуждающую боль.
Еще один рывок.
Он дико горячий, просто огненный внутри нее, он рычит, двигаясь, еще больше заводится, слыша ее короткие вскрики, отдающиеся эхом в пустом узком переулке.
Он не занимается с ней сексом, не занимается любовью.
Он ее имеет. Трахает.
К этому действию, животному, дикому, подходят только грубые, жесткие определения.
И ей хочется, чтоб он был именно таким, грубым, жестким, жестоким даже. Чтоб делал больно. Так больно, так сладко…
Перед глазами все время сцена драки, рычание зверя, бешеный взгляд.
Она не знала его таким. Не видела. И теперь просто сходит с ума. С ним. От него. Такого.
– Стерва, ты просто стерва, - рычит он ей на ухо, кусая за шею, за мягкую нежную мочку, - ты не посмеешь так больше, никогда, никогда…
– Да, да, да… - Анна захлебывается эмоциями, сладостью, охренительным ощущением своей слабости перед ним, своей, такой невероятной, такой чувственной беспомощности.
Она понимает, что еще чуть-чуть - и ее разорвет просто от дикого, невыносимого желания.
– Майк!
– кричит она, сжимая его бедрами, обхватывая за бычью шею, лихорадочно слизывая пот с его виска, - Майк! О Боже!
Он понимает, ускоряется еще больше, делая больно, и эта боль выводит ее на новый уровень ощущений, и Анна кричит, кричит, выгнувшись, ударяясь затылком о кирпичную грубую стену, и не ощущая этой, такой незаметной боли за дикой, накрывшей ее с головой волной удовольствия.
Майк как раз успевает кончить, рыча и матерясь, и поставить ее на ноги.
И даже платье на ней успевает одернуть.
За минуту до того, как его принимают копы.
Глава 15
Звонок телефона вырывает Доун из сна совершенно неожиданно и грубо. Она встряхивает головой, выпрастывает руку из-под одеяла, лихорадочно шаря в поисках проклятого устройства.
Злость накатывает неконтролируемо. Ведь сказала же, ведь предупредила же! Если это что-то менее важное, чем конец света и зомбиапокалипсис, она будет убивать.
Наконец выцепив телефон с тумбочки, Доун рявкает в трубку:
– Да!
На том конце начинают быстро и четко говорить, и Доун, какое-то время послушав, уже более спокойным тоном говорит:
– Да.
И отключается.
Со вздохом откидывается на подушки. Вот и все. Вот и кончился ее отпуск. Проклятый, проклятый Ричер!
Ну чего еще ждать от скота, кроме проблем!
А, может, ну его? Перетопчется пару часов. Или сутки…
Поборов в себе невероятное желание оставить ситуацию на самостоятельное разрешение, Доун вздыхает.
Потом поворачивается и шарит рукой под одеялом, нащупывая раскинувшегося на всем свободном пространстве кровати мужчину.
Поглаживает, в бесконечный уже раз с удовольствием проводя пальцами по мускулистой спине. Ужасно не хочется его будить. Учитывая, что уснуть удалось только пару часов назад.
Он такой сладкий, когда спит, такой … Аж слюнки текут.
Но надо. Он не простит, если она уйдет, ничего ему не сказав.
Все-таки брат его.
Внеплановый отпуск Доун начался неделю назад. В тот день, когда Дэнни Ричер, брат Майка Ричера, повел ее показывать озеро в лесу.
На само озеро, и в самом деле очень красивое и безумно холодное из-за бьющих со дня ключей, Доун тогда едва обратила внимание, полностью поглощенная своим спутником, мерно вышагивающим впереди.
Она не могла, просто не могла не смотреть на его широкую спину, на сильные руки, с рельефно вылепленными мышцами, на крепкую шею, полуприкрытую растрепанными волосами, на подтянутый зад, угадывающийся, хорошо угадывающийся в мешковатых грязных джинсах…
Отводила взгляд, ругала себя, чуть ли не щипала, чтоб привести в чувство! И никак, никак !