«Veni, vidi, vici...» — услужливо подсказывает мне память. — «Пришёл, увидел, победил...» Ага! Veni! Это то, что надо! Вопросительные слова по-латыни часто начинаются с «qu». «Quen», что ли? Нет! Не то... Ага — «quando!» До чего ж глубоко в памяти сидят нужные вещи! Сразу и не докопаешься. Вот у Витьки в электронных машинах это просто; всё, что машина запомнила, — сейчас же и к услугам. А тут ройся, ройся в своих извилинах!.. Итак, значит...

— Quando venisti in Soviet Union?

Она отвечает быстро и, как мне кажется, обрадованно:

— Quod «Soviet Union» est?

Она произносит это очень естественно и просто, как будто в её вопросе нет ничего особенного. А ведь я понимаю её вопрос. Quod — это «что». Она спрашивает, что такое Советский Союз. Об этом может спросить только либо сумасшедший, либо существо с другой планеты. Но она не похожа на сумасшедшую. Совершенно не похожа. И она не похожа на существо с другой планеты. Она слишком земная и говорит на земном, хотя и древнем языке. И всё же она не знает, что такое Советский Союз, хотя находится в нём. И не знает слов «Куба» и «Фидель». Но знает слово «Рим». Странно! Очень странно всё это! Однако сейчас ей нужно ответить, И снова память выталкивает зазубренные слова, которые дают мне ключ. «Terra incognita» — неизвестная земля. Это-то я знаю! Как часто латинист говорил это про меня! Что, мол, для меня латынь — terra incognita... Ладно!.. Сейчас «неизвестную» можно отбросить. Мне нужна «земля». Ещё бы вспомнить слово «эта»!

«Hie, haec, hoc, iste, ista, istud», — выскакивают вдруг заученные некогда местоимения. Ура! Эврика!

Я обвожу рукой вокруг себя — широко, вольно — и говорю:

— Terra ista Soviet Union est! [10] Советский Союз, — добавляю я для большей ясности по-русски. — Россия.

Она чему-то очень грустно улыбается и произносит:

— Terra ista regnum Bosporus fuerat. [11]

Да, я согласен с ней: когда-то здесь, в Крыму, было Боспорское царство. Когда-то страшно давно, ещё до древней Руси, до Рюрика и Олега. Кажется, ещё в период древней Греции и древнего Рима. Я запомнил это царство, потому что в нём было грандиозное восстание рабов под руководством Савмака. Рабов, которые победили и создали своё, справедливое государство. Хотя и ненадолго... Когда-то я делал семинарский доклад о правовых актах вождей рабских восстаний. Было там несколько фраз и о Савмаке. Но ничего больше о Боспорском царстве я не знал. Почему она вдруг вспомнила про него? Как это можно — знать Боспорское царство и не знать Советского Союза? Что она за человек? Откуда она взялась? Из какого-нибудь кургана вылезла?.. Откуда... Откуда... Как это по латыни?.. «Unde», кажется... А может, не «unde»... Ну и что? В крайнем случае, она скажет своё «non intellego».

— Unde venisti? [12] — спрашиваю я.

Видимо, я не ошибся. Видимо, Корнелия поняла. Она снова показывает рукой на небо и коротко отвечает:

— Inde veni.

— Что она говорит? — спрашивает меня Витька. — Чего ты от неё добился?

— Она говорит, что пришла оттуда. — Я показываю головой вверх. — Что там у неё друзья. Она не знает, что такое Советский Союз, но помнит, что здесь когда-то было Боспорское царство. Всё это кажется мне бредом, Витька... Самым настоящим бредом. Может, она сбежала из сумасшедшего дома?

Витька искоса глядит на Корнелию, усмехается.

— Не похоже. У больных не такие глаза. И потом в сумасшедших домах наверняка нет таких стильных спортивных костюмов. Их, кажется, нет даже в наших магазинах.

Я внимательно смотрю на её костюм. Он тонкий, почти чёрный и шелковистый. Какие-то неуловимые серебристые нити поблёскивают в нём. Я гляжу на её ноги. Они обуты в очень странную обувь. Я ещё ни разу не видел такой обуви. Это какие-то литые, плотно обтягивающие ступню боты с небольшими широкими каблучками. Эти боты сделаны не из резины и не из полиэтилена, а из какого-то совершенно неизвестного мне материала. И на них нет никаких застёжек. Непонятно, как снимают и надевают эту обувь.

— Посмотри на её боты, — отвернувшись, говорю я Витьке. Таких бот я тоже не видел в наших магазинах.

Витька смотрит, И кивает.

— Тут всё не так просто, — произносит он. — Если сопоставить её слова с тарелкой, которую мы видели, и с теорией относительности, то может получиться не такой уж и бред...

— Ты думаешь, она прилетела?

— А почему бы и нет?

— Но ведь во времена Боспорского царства не было космических кораблей!

— На Земле не было, — уточняет Витька. — А где-то, может, и были.

— Думаешь, она прилетала на Землю раньше?

— Аллах её знает... Может, прилетала... А может, и не она, а её предки... И язык, может, они изучили... Тут сразу не сообразишь...

— Почему же тогда эти космонавты прислали к нам именно девушку?

— А может, у них матриархат?

Витька улыбается.

Корнелия беспокойно переводит взгляд с Витьки на меня и с меня на Витьку, Она понимает, что мы говорим о ней. Она, видимо, хочет понять, что мы говорим. Но ей, конечно, трудно это понять. Даже просто невозможно, если только на самом деле она из всех земных языков знает одну латынь.

— Слушай, Витька! — Меня вдруг осеняет. — В Симферополе наверняка отыщется хоть один знающий латинист. В педагогическом или в медицинском... Кто-нибудь должен быть! Мы его завтра найдём и выспросим у Корнелии всё, что можно. Лады?

— Это единственный выход. — Витька пожимает плечами. Если только она до завтра не сбежит от нас.

— Её нужно покормить, — говорю я. — И уложить спать в машине. От заботливых не сбегают.

Витька послушно лезет в рюкзак, достаёт кружку, ложку, пачку печенья и сахар.