Сказано — сделано. Прощупав оборону оклемавшегося Крамского правым фронт-киком, я провел мгновенный хай-кик той же ногой и выбросил размашистую «вертушку» с левой. Как не трудно догадаться, снова тщетно — подпол с трудом, но блокировал первые два удара, а от третьего ушел нырком, после чего ловко подсек меня под опорную ногу, и когда я грохнулся на спину, напрыгнул сверху и принялся душить воротом моей же кожанки. Если честно, я даже не представлял, что так можно. Ан нет — захватил как-то по-хитрому, чуть потянул, и готово — доступ воздуха перекрыт. Пришлось снова действовать крайне жестоко — чуть ли не вслепую вцепившись в лицо Крамскому обеими руками, я принялся изо всех сил работать большими пальцами — левым надавил на глазное яблоко, а правый воткнул в ушную раковину. И снова сработало — подполковник вынужденно ослабил хватку и кубарем слетел с меня, избегая увечья.

И вот уже снова мы на ногах, снова дуэль налитых кровью взглядов — у Крамского еще и в прямом смысле, я ему сильно порвал бровь. Да и до того досталось — столько ударов на себя принять! Но ведь каков волчара! И с каждой секундой шансов все меньше и меньше… что-то однозначно надо делать. Вот только что?

Долго мучиться сомнениями не пришлось — в этот раз подполковник Крамской взял инициативу в свои руки. И атаковал серией прямых ударов — легких и быстрых, призванных скорее ошеломить, чем вырубить. Пришлось уходить в глухую оборону, а когда удалось улучить момент и контратаковать крюком, подпол снова изрядно удивил — поднырнув под мою руку, он каким-то хитрым маневром умудрился выйти мне за спину. В следующее мгновение я ощутил, как на подколенный сгиб обрушился удар, нога моя подломилась, а шея угодила в жесткий удушающий захват. Я еще успел понять, что на этот раз без вариантов, и краем глаза ухватить какую-то суету между кучами хлама, а потом сознание угасло…

В себя я пришел в до боли знакомой обстановке — ванна со слизью, пустая комнатушка в хитиново-металлическом стиле и капитан Рин с подозрительно довольной рожей. Щурится, что ли? По нему вот так сразу и не поймешь. Точно, щурится. Причем явно от удовольствия.

— Оклемался, болезный?

— Вроде бы… — Отплевавшись от слизи, я протер лицо ладонями и прислушался к организму. — Ничего не болит… долго я тут проторчал?

— Трое суток. Специально не будили, чтобы кости нормально срослись.

— Кости?! — Что-то не припомню, чтобы мне что-то сломали. — Ты уверен, кэп?

— Более чем. Открытый перелом голени, четыре ребра и два пальца. Плюс поврежденный кадык.

— А ребра-то когда?!

— А ты не помнишь? Странно… Крамской тебя коленом приложил, когда душил. В общем, еле откачали.

— Спасибо…

— Спасибо?! И это все, что ты можешь сказать?! — неожиданно взъярился Рин-сан. — Ты за каким хреном вообще к этому тэнгу полез?! Почему сигнал не подал?!

— Ждал, когда он выговорится. А потом сорвался.

— Симатта!!! Сорвался он! Да ты вообще понимаешь, чем рисковал?!

— Далась вам моя жизнь!

— Еще как далась, долбо… дятел! Симатта…

— Хорош уже ругаться. Я так понимаю, сработали по плану?

— Более-менее, — успокоился кэп. — Но это не благодаря тебе, а вопреки! И Рэнсом туда же!

— А Степаныч-то что?! — изумился я. — Ты же главный!

— Свалили, значит, ответственность, и довольны?! Оба! Долбаные прекраснодушные придурки!

— Ну ладно я… а Степаныч что?!

— Что Рэнсом, спрашиваешь?! Да он еще хлеще тебя оказался! Я ему говорю — давай, работаем, он же сейчас в драку полезет. А он в ответ — что ты думаешь?!

— Да без понятия! Колись уже!

— Это дело чести. Пусть сударь сам разберется. Это его право.

— Это он так сказал?

— Угу.

Черт. Это обстоятельство я как-то упустил из виду, когда прорабатывал финальный этап операции. Не подумал, что Степаныч — плоть от плоти клана, кровь от его крови, хоть сам и не аристократ. Привык, что он рационален до мозга костей… во всем, кроме вот этих вот сословных заморочек.

— Мой косяк, Рин. Извини.

— Ладно… и перед Рэнсомом извинись, за меня.

— Ты что, ему врезал?!

— Ага.

— И он позволил?!

— Я застал его врасплох. Но мстить он не стал, и это очень ст…

— … ранно?

— Страшно, э! Симатта! Не хватало только в старые недобрые времена вернуться…

— Не переживай, я все разрулю. Слушай, а кто это такой — тэнгу?

— Это из истории моего народа. Ворон-оборотень… ворон — это такая черная птица с Земли…

— Поня-а-а-атно…

— А тэнгу называли особенных воинов-шпионов, они же ниндзя. Давно было, в старой Японии. Мои предки-самураи их страшно ненавидели за методы ведения войны, по их мнению, абсолютно бесчестные.

— А с чего ты подпола так обозвал?

— Двигался он очень похоже.

— Так это не дзю-дзюцу было?

— Оно. Но специфическое — тайдзюцу. Будь у него хотя бы нож, ты бы лишился всех шансов. Хотя и так попался.

— Ладно, замнем для ясности. А с ним самим что?

— Надеюсь, уже в дзигоку, греется в котле со смолой.