Герой повести – виолончелист, ставший инвалидом после автоаварии, проходит через депрессию, попытку суицида, переосмысления своего места в мире, формирование нового отношения к себе, людям и пространству вокруг. Место действия – Астрахань. Лейтмотив повести: «Не бывает случайностей в мире». Сюжет заставляет читателя внимательно следить за развитием ситуации. В реальность вплетаются элементы мистики, финал несколько сказочен и даже утопичен, но оставляет светлое чувство в душе. Довольно точно переданы детали жизни и быта, краски, звуки, запахи южного города, переменчивое настроение героя, живая речь персонажей. Автор вселяет в читателя надежду, что нормальные и порядочные люди никогда не переведутся. Повесть вполне может стать основой для сценария хорошего кинофильма.
НОЧЬ.
КВАРТИРА СВИРИДОВЫХ.
За окном шёл дождь. По стеклу сплошным потоком мчались струи воды. Но ещё мгновенье назад заходящее солнце в разрывы туч окрашивало крыши домов карминно-оранжевыми красками и искрило, отражаясь в стёклах окон многоэтажек. Дождь арфическими струнами будил тоску. Где-то в небесной выси прокатился барабанный бой, рассыпавшийся треском рвущейся ткани… Мгновение назад мир был иным. Лишь мгновенье назад лучи солнца наполняли мир восторгом, грея и лаская землю.
«Мгновенье назад…, а может уже прошла вечность, и я просто этого не заметил? Мог ли мажорный вечер так быстро стать минорным и тревожным?» – Егор, прислонившись лбом к стеклу, смотрел на струи бегущей воды, на огни внизу, видимые сквозь завесу дождя. Зелёный, жёлтый, красный – мигал внизу светофор, придавая происходящему особый ритмичный строй, в который врывался всякий раз трагичными нотами гром. Прохлада стекла успокаивала ум, снимала напряжение, одолевавшее весь вечер его. Зелёный, жёлтый, красный…, вновь раскаты грома и россыпь разряда. Зелёный, жёлтый, красный… В сознание Егора начала вкрадываться музыка. Минорный бархатистый голос виолончели и отдалённый, едва слышимый, скрипичный хор. Струи дождя за окном, подкрашенные светофором, усиливали ритм звучащей музыки, нарушая томный плач виолончели, вплетая в скрипичный хор переливы акустической гитары. За окном сверкнула молния, и по стенам комнаты заплясали тени. Егор прикрыл глаза, вслушиваясь в звук мелодии, балансирующий меж минором и мажором. Спираль музыки раскручивалась в его сознании, заставляя сокращаться мышцы в такт и ритм внутреннего оркестра. Его мир, всё внутреннее пространство заполнили переливы гитары, и лишь изредка виолончель прорывалась сквозь строй звонких струн своим бархатистым плачем, но вместе с раскатами грома уходила прочь, рыдая и жалуясь, растворяясь в перекличке кастаньет. Мигавший за окном светофор продолжал свои ритмичные вспышки и в сознании Егора, рисуя перед его внутренним взором танцующие цветные тени. Красные, жёлтые, зелёные… Какая-то вакхическая пляска…, хотя нет…, это фламенко…, да, точно – фламенко. Две восхитительные фигуры, мужская и женская, сплетались в танце и вновь отталкивали друг друга, как две птицы, кружась самозабвенно, забывая о партнёре, и затем страсть всякий раз, как магнит, их бросала в объятия друг друга….
Прокатился гром, и вспышка комнатного потолочного света резанула по глазам. Егор, прикрыв лицо рукой, посмотрел сквозь пальцы на комнату, озарённую светом, и женщину, стоявшую почти по центру её, в круге, очерчиваемом потолочным светильником.
– Егор, ты чего сидишь в темноте?
Молодая шатенка в строгом офисном костюме, не дожидаясь ответа, проследовала во вторую комнату, и оттуда послышался её задорный голос:
– Ты не представляешь, что творится сейчас в городе. Это не весенний дождик крапает – это ливень, водопад! Будто небо решило не только отмыть наш город от зимней пыли, но и утопить его жителей. Потоки воды по склонам мчатся, как бурные реки. Ливнёвка не справляется с этим потоком, нижние районы города уже тонут, даже не в лужах, а в озёрах. Ты меня слушаешь, Егор? Что ты молчишь?
Егор, по-прежнему не отвечая, переводит взгляд на настенные часы: «двадцать два тридцать две минуты. Да-с, уже не вечер, но ещё и не ночь. Время пролетело почти незаметно. Почти…». Егор нажимает кнопку включения на пульте управления инвалидным креслом и, маневрируя джойстиком, подъезжает к празднично сервированному столу с печально огорающими свечами. Внимательно его осматривает, смотрит на наручные часы, затем, с выражением сожаления на лице, пальцами гасит свечи и, не проронив ни звука, разворачивается и движется в обратном направлении – к окну. На пути останавливается возле футляра с виолончелью, притулившегося подле шкафа, прикасается к нему пальцами. Развернув ладонь к себе, мгновение разглядывает следы пыли на кончиках пальцев и вновь движется к окну. За окном по-прежнему дождь, и мигает зелёным, жёлтым и красным светофор. Но мир за стеклом оконной рамы потускнел и сник. Ещё недавно звучавшая в душе мелодия ушла прочь, и вновь стены квартиры начали давить на сознание Егора.
Через какие-то мгновения, не осознанные Егором, раздается грохот из комнаты – там что-то упало, и женский голос с чувством боли произносит: «Вот же ж… свинство!». Из комнаты выходит, припадая на ушибленную ногу, Элеонора, но уже не в строгом офисном костюме, а в домашнем халатике. Присаживается на диван, снимает тапок и, морщась от боли, трогает, разминая, ушибленные пальцы.
– Ох…, больно…, чувствую – хромать мне и хромать теперь… Опять эта гладильная доска упала…, надо её выбросить!
– Не надо ничего выбрасывать.
– Не надо?! Да я ей не пользуюсь! Ты тоже. Посмотри на… – Элеонора резко себя обрывает и переводит тему разговора. – Съезжать из этого клоповника, непременно съезжать… Так жить просто невозможно.
– Ты не договорила. Посмотри на… На что нужно посмотреть? Или, может быть, на кого?
Егор отъезжает от окна и скрывается в комнате, из которой только что вышла супруга. Элеонора смотрит молча ему вслед и переводит взгляд на стол. Потом встаёт с дивана и, прихрамывая, подходит к столу. Рассматривает сервированный стол, со вздохом выдвигает стул, садится и, поставив локти на столешницу, обхватывает горестно голову руками.
– О, боже! Ну как я могла забыть?! Сейчас начнётся… Хоть бери да из дома беги.
– Не надо никуда бежать. Ты только что домой прибежала. – В комнату вновь вернулся Егор. – Позволь спросить: где в этот раз ты запропала?
Элеонора, оторвав голову от рук, недоумённо смотрит на Егора.
– На работе, Егор. На работе. Я же тебе заранее говорила, что в банке будет проверка из головного офиса. Проверка! Запропала… Словечко для меня нашёл… Запропала…, запропастилась! Что ещё придумаешь?
Егор подъезжает ближе и останавливается возле супруги.
– И ваша проверка ознаменовалась фуршетом? От тебя пахнет не только духами…
– Ничего удивительного – мы были уставшими и голодными. И потому решили заехать перекусить. И, да! – мы выпили немного вина. И скажу сразу, проверка – дело не одного дня, а потому не стоит ссориться с проверяющими… Мне там ещё работать.
– И как далеко может идти это твоё «не ссориться с проверяющими»? Завтра домой вообще не ждать?
Элеонора, встав из-за стола, отходит в сторону, к шкафу, возле которого стоит виолончель.