Пока я варю кашу, помешивая, чтобы не подгорела, мы обсуждаем грядущие планы. На выходные Игорь собирался поехать тренироваться в Царицыно, лазать там по стенкам до посинения, я так и предполагала, поэтому даже не огорчаюсь. Кроме того, у него новая идея – в конце января, сразу после сессии, они, оказывается, решили сходить в лыжный поход на Белое море недели на две и уже сейчас начинают активные сборы.

Сборы в поход – жуткий процесс, в ходе которого по всей Москве собираются по знакомым или добываются иными правдами и неправдами разнообразные палатки и примуса, каны и котелки, рюкзаки и скатки и прочее снаряжение. Все это сваливается в кучу посреди той квартиры, которая назначена общей базой, параллельно закупается необходимое продовольствие и складывается в шкафы и холодильники той же квартиры. И в довершение всего то оборудование, которое нельзя достать, изготавливается (шьется из парашютного шелка или сваривается из металла, как повезет) прямо на месте.

Года полтора назад, на заре нашего романа, будучи влюбленной и неопытной, я сдуру согласилась устроить в своей квартире основную базу. Мне, видите ли, хотелось таким образом достичь понимания и слияния душ, сама-то я в походы не хожу. Хорошо, что это было летом, хоть Костька был на даче. Я даже ничего не говорю о том, что месяц по квартире шастали загадочные бородатые личности в брезентовых куртках, что не умолкала швейная машинка и что я неоднократно набивала себе синяки о странные металлические предметы типа ледорубов, только «гораздо лучше, это же принципиально другая конструкция», – к этому всему я была морально готова, да и Игорь предупреждал о легких неудобствах. Но когда после их отъезда по всей квартире остались масляные пятна на полу, мелкие клочья капроновых ниток на стульях, диванах и одежде и стойкий бензиновый запах, я сломалась. Особенно запах меня достал. Нитки за месяц Игорева отсутствия почти все удалось изничтожить, но вонять бензином не стало меньше ничуточки. Происхождение вони вернувшийся Игорь объяснил так: «Ну, перебирали примус, разлили немножечко, впиталось, конечно, да ерунда, уже ведь и не пахнет почти».

Потом было еще несколько походов, но тут уж я, плюнув на слияние душ и репутацию «своего парня», защищала квартиру, как лев. Игорь, впрочем, не очень настаивал, известно, что, как правило, человек, не будучи сам походником, может вынести «серьезные сборы» только единожды.

Поэтому, едва заслышав о сборах в очередной поход, я на автомате выпаливаю:

– Только не у меня.

Игорь, недоуменно подняв глаза, отвечает:

– Да не волнуйся, что ты сразу так дергаешься, никто и не собирался у тебя, мы уже назначили базу у Шурика, у него родители не такие нервные.

Поскольку основная напасть миновала, я начинаю рассматривать грядущий поход уже с других позиций и более спокойно, одновременно накрывая на стол. Опасно ли это? Не более, чем прочие походы, и даже менее, так как тут не по горам лазать, а на лыжах по равнине идти. Тут я понимаю, что все это придется по времени как раз на мою защиту диплома, и спрашиваю Игоря, какого черта, я ведь просила его мне помочь. Со временем будет страшная напряженка, лишние руки нужны как никогда, и вообще ответственный момент. Но про мой диплом Игорь благополучно забыл, а сейчас что-либо переносить уже поздно – компания собралась, раскладку сделали, билеты заказали. Он предлагает мне перенести защиту диплома на попозже – дескать, сейчас я иду в первых рядах, а можно попроситься в конец списка и выйти на защиту с другой группой. Студентке с ребенком деканат должен пойти навстречу.

Объяснять в двадцать пятый раз, что уже с первого февраля я буду работать на целую ставку, и это для меня существенно – с нового года перестают платить стипендию, а, значит, защититься надо обязательно успеть в январе, не хочется. Мне лично мой диплом кажется важнее любого каникулярного развлечения, но об этом не раз говорено, и если в решающий миг все было забыто, то повторять бессмысленно, и вообще, ну его к черту с его походом.

А кроме того, уже все равно пора выходить из дому, поэтому я молча ставлю чашку в раковину и иду собираться. Так, свитер переодела, лицо нарисовала. Что надо взять с собой, чтобы предъявить шефу как свидетельство своих непрестанных научных бдений? Захожу в большую комнату и собираю с письменного стола уже написанные части диплома, черновики, особенно те, где теоретические выкладки, – что-то мне про них сегодня скажут. Графики заберу из редакции по пути, а еще из сумки надо вынуть те, что я вчера принесла, но их как раз брать не стоит, а то шеф враз изымет, это самые красивые, так, что еще – ручка-карандаш, тетрадка, она же дневник проведения работ, студбилет, вроде все. А, чуть не забыла, надо взять денег на всякий случай, вдруг удастся отдать девчонкам долг.

Из кухни слышен шум льющейся воды – это Игорь моет посуду, как же, такой непорядок, оставлять в раковине немытую. Заглядываю в кухню, спрашиваю:

– Ты идешь, а то мне уже пора?

Он кивает, выключает воду и тоже идет собираться.

Мы выходим вместе, ехать нам тоже в одну сторону, до «Октябрьской», там я сяду на троллейбус и поеду дальше по Ленинскому проспекту, а Игорь пойдет в наш институт, до которого два шага. Я никогда не любила Ленинского проспекта, хотя вся моя сознательная жизнь проходит на нем – институт, редакция, даже диплом в ФИАНе. ФИАН, впрочем, возник на моем жизненном пути случайно: после рождения Костьки я уже не могла часто ездить в Подмосковье, в НИИ, где начинала заниматься научной работой, пришлось искать место в Москве. Знакомый моего бывшего научного руководителя возглавляет в ФИАНе лабораторию, сюда-то меня и удалось пристроить на диплом. Всю работу пришлось начинать сначала, новая тема оказалась не очень интересной, но к тому времени я уже поняла, помыкавшись по разным местам, что никакая аспирантура и научная карьера мне с малышом, да еще без мужа, не светят, и начала искать работу где-нибудь в прикладных сферах. И неплохо, между прочим, получилось.

По дороге Игорь на все лады уговаривает меня перестать дуться из-за похода, и на подъезде к «Нагорной» это ему удается. Мы договариваемся, что, когда я сегодня освобожусь, зайду за ним, и мы сходим в Дом художника на Крымском валу. Там сейчас выставка японской керамики, Ляля уже была на ней и очень хвалила. А еще Игорь клянется придумать новую теорию для диплома, если мою сегодня забракуют. За разговорами мы доезжаем до «Октябрьской», выходим из метро, Игорь сажает меня в троллейбус, целуя на прощанье, и бежит к зданию института.

Забрав по дороге графики из редакции и удачно увильнув в троллейбусе от контролера, я подъезжаю наконец к остановке «Магазин „Москва“„, перехожу Ленинский и медленно иду к парадному входу ФИАНа, обдумывая очередные планы проникновения внутрь. Дело в том, что ФИАН – институт секретного режима, система пропусков здесь очень суровая, и для человека со стороны получить постоянный пропуск – занятие на несколько месяцев. А мне всего-то нужно было проработать здесь чуть больше полугода, так что с пропуском никто и возиться не стал. Сотрудники лаборатории показали мне дырку в заборе, она, правда, довольно далеко, и идти к ней – большой крюк. Так что я придумала для себя несколько способов проникновения через главный вход, а дыркой пользуюсь в крайних случаях. Начинаю я с того, что с уверенным и независимым видом иду через проходную мимо вахтера, что примерно в половине случаев удается без осложнений. Если все же останавливают, показываю в окошко студенческий билет. Если вахтер попался бдительный, то я делаю круглые глаза и говорю кодовую фразу: «Я же в сегодняшнем списке“. За все это время списки вахтер проверял только дважды, причем один раз ухитрился-таки найти мою фамилию в списке приглашенных академиков (я, честное слово, тут ни при чем), а в другой раз, правда, все же не пустил. Пришлось через дырку лезть.