Только потом, вспоминая это безумное время, я поняла, каким оно было счастливым. Бессонные ночи, больная собака, кошмарный перевод Лема, слипающиеся от недосыпа глаза, почти безнадежное ожидание Севки – и надо всем этим нелепое, глупое, ниоткуда взявшееся, разлитое в воздухе счастье. Тогда я его не видела, наоборот, мне казалось – все очень плохо, но всегда потом вспоминала это время именно так – в ореоле счастья. Наверное, так и было.

Май прошел. Собака поправилась, а денег за перевод нам так и не заплатили.

Севка в конце концов приехал. Через два, вернее, полтора месяца. Изменившимся, постаревшим, почти больным. Не физически, а внутренне больным. Каким-то сломанным и погасшим. И в первый же вечер сказал мне, что женится.

Не на мне, если кто чего подумал. Там, в Америке. Он встретил женщину, он ее любит. Она хозяйка галереи, где так успешно продавались его картины. Тридцать лет, из бывших русских. Он уже не молод, он устал метаться, ему хочется покоя и семьи. Шансы на счастье малы, но он хочет рискнуть. У каждого в жизни свой крест, своя Голгофа. Так будет лучше для всех.

– И что же, – спрашиваю, – твоя Голгофа так хороша собой?

Показывает фотку. Ничего особенного. Вообще ничего. Никакая.

– Богатая, наверное?

Нет, не особенно. Но это, конечно, с какой стороны считать. Замужем не была до сих пор, бедняжка. Что и неудивительно – с такой-то рожей. Откуда-то из Урюпинска. Уехала с родителями в семидесятые. Очень трогательно. Только я-то здесь при чем?

Собираю вещи, чтобы уйти. Перед Севкиным приездом (а как я готовилась, как ждала!) я привезла в его квартиру (ключи у меня оставались с прошлого года) какое-то барахло, халат, полотенце. Пекла пироги, как дура. Ладно.

Севка плачет, хватает меня за руки, отбирает вещи, просит остаться. Как в плохом кино. Не уходить – вот так. А как, интересно, надо? И вообще – Голгофа так Голгофа.

Но я остаюсь. На день, на неделю. Странные, безумные, больные отношения. Я женюсь, я уеду, но ты останься, ты мне нужна. Нужна – женись на мне. Не могу. Тогда я тоже выйду замуж. Нет, не смей, ты мне нужна. И так по кругу, всю ночь, ночь за ночью, до бесконечности. Заезжает за мной на работу, привозит цветы, не дает никуда отойти, хорошо хоть Костька на даче. Потом Севка собирается в свою Италию, а я – у меня отпуск – с Костькой в Крым. Оба мы вернемся в начале августа, к моему дню рождения. Прощаясь, кладу ключи на полку в прихожей. Не заметил? Промолчал.

Возвращаюсь домой, а там бывший муж Дима со своим вновь обретенным чувством любви к семье. Дурдом.

Поездка в Крым, наверное, спасла меня от безумия. Я целый месяц жила одна (если не считать Костьку, но он – это я, поэтому не считать), никуда не бежала, не добывала еду и ни с кем не спорила по ночам. Загорала. Плавала. Думала. И в конце концов поняла.

Жизнь – не кончена. Я со всем справлюсь, и уж точно не пропаду. Без Севки, во всяком случае. Пусть едет и женится на своей Голгофе, сам виноват. Все равно ничего хорошего бы у нас с ним, по уму, не вышло бы. Он сумасшедший, а сейчас еще больше, чем всегда. И бабник. Противно. А я... Я знаю точно одно – я не хочу провести следующую зиму так же, как эту. И там же. Я хочу уехать. Но одной это сложно – значит, надо искать варианты. Они есть. Я могу помириться с бывшим мужем – он будет страшно рад. А могу выйти замуж за кого-нибудь еще и уехать с ним – это легче легкого, я теперь точно знаю. Проверено на практике. Тут самое главное – не ошибиться и рассчитать все правильно. Но я умная, я смогу. Разум – великое дело. Только надо быть честной самой с собой и не давать глупым чувствам мутить себе голову.

Потом, уже под самый конец, ко мне на несколько дней приезжала Лилька. Она таким образом проводила медовый месяц, но об этом вообще стоит рассказать отдельно.

Дело в том, что Лилька совершенно неожиданно вышла замуж. Можно сказать, с моей легкой руки. За сотрудника нашего же института. Внезапно и скоропалительно. Она и сама-то не ожидала. А начиналось все так...

Лилька, естественно, часто заходила ко мне на работу. Так получалось, сейчас дело не в этом. Бывало, ей приходилось подождать, пока я закончу с делами, бывало, мы просто так сидели трепались. Естественно, она видела многих наших сотрудников, да и они ее уже узнавали.

И вот как-то в конце зимы она мне говорит:

– Слушай, а вот у вас там есть такой... Леша... В очках и лохматый... Он что – женат?

– Нет, – отвечаю. – А что?

Этот Леша, даром что лохматый, в свои тридцать с небольшим был уже очень известным ученым, ездил за границу лекции читать, учеников воспитывал... В общем, такое молодое светило науки. Но не женат – что правда, то правда, – не до того ему было.

Я Лильке все это рассказала. Она подумала немножко...

– Слушай, – говорит, – он мне нравится. Может, мне за него замуж выйти?

У Лильки в то время с личной жизнью, как и у меня, было довольно безрадостно. У меня Севка в Америке, а у нее какие-то непонятные отношения с человеком на пятнадцать лет старше, да к тому же женатым. Без перспектив, да и вообще без большого личного счастья. Поэтому идея мне показалась вполне свежей.

– Отличная мысль, – отвечаю. – Давай. Только имей в виду: он правда ученый, тут есть своя специфика. С ними, с учеными, все не так просто. И обижать его не надо. Так что подумай как следует.