–Надо было раньше думать, – равнодушно сказал папа, даже не поведя бровью и не обратив внимания на мои слёзы, и, схватив меня за шиворот, грубо швырнул меня в центр зала. Оказавшись на полу в центре зала, я больше двигаться не стал, понимая, что первый удар неизбежен и, глотая собственные слёзы, ждал, когда же папа начнёт своё наказание. – Прежде чем врать мне и обманывать меня! – добавил папа и подошёл ко мне.

В этот момент я не выдержал и поднял на него голову. Всё моё лицо было красным и мокрым от слёз, но даже это не остановило моего папу. Он так же равнодушно и безразлично взглянул на меня, усмехнулся и, замахнувшись для первого удара, сильно ударил меня палкой. Я громко вскрикнул от боли и тут же отвернул голову от папы, не желая видеть его лица и эту жуткую палку. Этот удар был настолько больным и невыносимым, что мне хватило бы его одного, и я бы сделал всё, что угодно, чтобы других ударов не было. Но папа было непоколебим, и следом за этим ударом посыпалась череда других. Я успевал лишь корчиться, вскрикивать от боли и жалобно плакать. Мне было невыносимо больно, но папе было на это всё равно. Он продолжал нещадно бить меня, и каждый его удар был всё сильнее и сильнее. Палка грозно свистела перед каждым ударом, и её хлёсткий удар раздавался болью по всему телу.

Папа уже однажды бил меня этой палкой, и я это наказание запомнил на всю жизнь, потому что оно было самым ужасным из всех прочих. Но теперь я понимал, что это были лишь цветочки и самое ужасное наказание – это то, которое было сейчас. Возникало ощущение, что папа получал наслаждение от того, что бил меня и самым обидным было то, что я был ни в чём не виноват. Но выбора у меня не было и мне лишь оставалось лежать и сквозь зубы терпеть эту жуткую боль. А эта боль была настолько жуткой, что мне казалось, что вся моя спина, шея и все остальные части тела, по которым бил папа, просто горели. Мне хотелось вскочить с места и броситься, куда подальше от папы и его палки, но я знал, что, даже если попробую встать, то убежать не успею. Потому что мало того, что папа может снова меня ударить по ногам, так ещё мои ноги сильно дрожали и болели. Папа наверно по ним уже ударил раз десять, если не больше. Чисто физически я никак убежать не смогу.

Я изо всех сил пытался себя отвлечь хоть какими-нибудь хорошими мыслями, чтобы хоть немного смягчить эту боль, но ничего не помогало. Мне сейчас даже не шли в голову никакие хорошие мысли. Я уже даже кричать не мог, потому что у меня не было на это сил, и я просто сильно сжимал зубы и кусал собственные губы, закрывая лицо руками и продолжая глотать свои слёзы.

Где-то через минут десять или больше я уже просто не чувствовал тела и мне начинало казаться, что я сейчас вот-вот не выдержу и умру от этой боли. Но, не смотря на всю эту боль и эти страдания, я всё ещё не хотел умирать. Конечно, такая жизнь ужасна, но лучше такая жизнь, чем вообще не жить. Папа, видимо, останавливаться не собирался, потому что он всё ещё яростно бил меня, заставляя стонать от боли и плакать, и он, как будто и правда, был готов убить меня. И поэтому я уже из самых последних сил, надеясь, что получится остановить его, пока он меня не забил до смерти, закричал первое, что пришло в голову:

–Они у Вити! Деньги у Вити! Они у него! Я говорю правду!

И случилось невероятное. Папа остановился.

–Что ты говоришь? – поинтересовался он и наклонился ко мне поближе.

–Твои деньги у Вити, – сквозь слёзы проговорил я и всхлипнул. Мне даже не верилось, что он всё-таки остановился, но я был этому очень рад. – Они у него! Это точно!

–Кто такой Витя? – последовал очередной вопрос от папы.

–Мой одноклассник, – тихо ответил я и снова жалобно всхлипнул. С моих глаз продолжали течь слёзы, которые я просто не мог сдерживать. Голос мой предательски дрожал, но, чтобы ещё больше убедить папу в правдивости своих слов, я добавил: – Это он у меня их украл! Я это видел! – я, конечно, знал, что, когда снова встречусь с Витей, он меня непременно побьёт за то, что я его сдал, но лучше пусть он меня будет бить, чем папа. Ведь удары папы гораздо сильнее, чем Витины. И может хотя бы ему он отдаст деньги. А, если не отдаст, то мне точно конец, но я хотя бы смогу немного полежать спокойно перед тем, как папа меня убьёт.

–Вот это другое дело! – кивнул папа и улыбнулся. – Так и надо было сразу. А то надо все слова палкой из тебя выбивать в прямом смысле слова! – после этого папа выпрямился. – Но попробуешь ещё раз меня обмануть, и я тебя прибью! Понял меня?! – спросил напоследок папа, и я тут же закивал, боясь, что папа снова меня может ударить, а ведь у меня итак без этого каждая часть тела просто горела.

Только после этого папа кивнул, как бы веря мне, равнодушно перешагнул через меня и, кинув палку на пол, плюхнулся в кресло. Он, как ни в чём небывало, включил телевизор и, удобно усевшись, начал смотреть очередной фильм. Ему даже было неинтересно, как я, и могу ли я хотя бы подняться, а я даже пошевелиться не мог, ни то чтобы подняться. Мне казалось, что папа переломал мне все кости, но я понимал, что, если бы папа переломал мне кости, то боль была бы ещё сильнее. Папа уже однажды ломал мне рёбра, и эта боль была настолько ужасной и сильной, что я орал вплоть до того, пока меня не привезли в больницу и не вкололи мне обезболивающее. Тогда папа соврал, что я типа неудачно упал, и все ему поверили, а я говорить что-то не решился, потому что боялся, что, если мне не поверят и папа меня привезёт обратно домой, то дома мне опять крепко попадёт. Но хотя бы после этого случая папа около месяцев трёх меня не трогал и я мог спокойно лежать в своей комнате и наслаждаться тем, что меня никто не бьёт.

Сейчас же боль была не такой, как тогда. Да она была сильной, даже очень сильной… Мне было очень трудно её терпеть, и я даже не мог двигаться, но, скорее всего, я не мог двигаться из-за того, что у меня совсем не осталось сил. Вчера папа избил меня, сегодня одноклассники побили меня и потом снова папа, а ещё эти «пробежки» и я уже давно нормально не ел. Меня мучил сильный голод, но избавиться от него, как и от боли, я не мог. А просить папу дать что-нибудь поесть было бы глупо.

Я помню, как один раз после очередного избиения, почувствовал вкусный запах, который шёл от кухни. Понятное дело, я тут же поднялся с кровати и, не смотря на боль, я поплёлся на кухню, прихрамывая на правую ногу. Папа в тот день по этой ноге сильно ударил, и нога ужасно опухла. Я две недели не мог ходить в школу из-за опухшей ноги. Пройдя на кухню, я увидел, что папа ест вкусную курицу. Как же от неё вкусно пахло! Мне так хотелось съесть хотя бы маленький кусочек от этой курицы, но, когда я попросил у папы кусочек, он скривился и спросил, заслужил ли я этот кусок. А потом он меня просто прогнал в комнату и съел всю курицу сам, а я был вынужден лежать в комнате и пускать слюнки от этого вкусного запаха. Конечно же, я после того, как папа улёгся спать, в мусорном ведре нашёл всё, что осталось от курицы. Я обгрыз все кости и съел всё мясо, что осталось на костях, но этого всё равно было мало. Папа пожалел для меня маленький кусочек курицы, и это означало, что ему на меня вообще всё равно и я для него просто груша для битья, на которую можно выпустить свою злость.

От этой мысли и воспоминаний по моим щекам вновь потекли слёзы. Я через боль повернул голову и посмотрел на папу. Вот даже сейчас он спокойно сидел и не обращал на меня внимания, а я лежал на полу и не мог подняться. Будь он нормальным папой, то давно бы уже помог мне встать и отвёл бы в комнату. Хотя если бы он был нормальным папой, то он бы и бить меня не стал. Из моей груди вырвался тяжёлый вздох. Я полежал ещё немного и, подумав, что боль вроде немного стихла, сделал рывок, чтобы подняться, но тут же острая боль пронзила меня с головы до пят и я, громко застонав от боли, повалился обратно на пол. Папа кинул на меня косой взгляд, но с места, чтобы помочь мне, понятное дело, не поднялся. Я же не собирался отступать. Лежать я тут больше не собирался, потому что мне было страшно находиться рядом с папой. А вдруг он решит закончить дело и снова начнёт меня бить этой палкой? Она всё ещё лежала рядом с ним, и я предпочитал находиться подальше от папы и его палки. Я, крепко сжав зубы и стараясь больше не издавать ни звука, чтобы не раздражать этим папу, продолжил свои попытки встать. Но после двадцатой попытки я понял, что, правда, не могу встать. У меня вообще не осталось сил ни на что, а из-за того, что я двигался, боль становилась ещё острее и сильнее. Больше я не двигался и просто лежал посреди зала в ожидании того, что же теперь будет.

Так лежал я достаточно долго, и, только когда в телевизоре началась очередная реклама, папа встал с кресла. Я сразу напрягся. Папа сделал пару шагов и остановился прямо надо мной. Сначала он молча стоял надо мной, а потом грубо ударил меня ногой по спине и раздражённым голосом проговорил:

–Ну, и что ты тут разлёгся? Долго собираешься тут валяться? Вали в свою комнату!

–Я не могу встать, – только сказал я в своё оправдание, даже будучи не в силах повернуться к папе лицом.

–Не можешь встать? – зачем-то переспросил папа. – Правда? Тогда может тебе помочь? – предложил папа, повергнув меня в шок своим предложением. Пару секунд я и правда верил в то, что папа хочет помочь, и уже был готов согласиться на его помощь, как тут он грубо схватил меня за волосы. Стоило ему это сделать, как я понял, какую помощь он мне предлагал. – Такая помощь тебе подойдёт?! – спросил он и за волосы поволок меня в сторону моей комнаты. Я схватил папу за руку, которой он держал меня за волосы и, закричав от боли, начал вырываться из мёртвой хватки папы. А он, не обращая внимания на мои крики и вопли от боли, продолжал меня тащить за волосы, волоча по полу, как какой-то мешок картошки. Это было очень больно и неприятно, но папе было на это, как всегда, всё равно. Слёзы снова побежали по моим щекам.