Запинаясь и запыхаясь, я сворачиваю к своему домику, открывая скрипучую калитку. Чуть не падаю, шагая по короткой дорожке, и врываюсь домой, замечая в зеркале напротив искры собственного ужаса.

– Лиса, детка, это ты? – слышу усталый голос Рейчел. Пахнет свежим и теплым ужином. Три года назад этот запах радовал меня, когда я приходила домой навестить родителей. Теперь меня от него подташнивает.

– Да, мам. Это я, – раздеваюсь и подхожу к ней, чтобы обнять.

Мама.

Я никогда не чувствовала с ней сильной родственной связи. Родители часто обвиняли меня в своих бедах, потому что в их жизни все пошло наперекосяк, когда появилась я. Диана объяснила мне, почему так. Люди вечно ищут оправдание своим бедам вместо того, чтобы бороться за место под солнцем.

Мои родители просто нашли причину, которая чудесным образом объяснила их неудачи.

А я хотела сделать для них все, потому что чувствовала себя обязанной. За дом, за крышу над головой, за то, чтобы больше не была брошенной.

– Замерзла, – заботливо, но грустно протянула она. – Я поставлю тебе чай, – кивнула, понимая, почему у нее вечно такой обреченный тон. Она не узнает меня. Чувствует, что я чужая. Никакие объятия не помогут нам снова стать родными. А мы ими были? Я не знаю. Но я уважала Рейчел и по-своему любила ее и папу. Не так, как Мейсона. Даже в половину не так.

Они много натерпелись от него. У мамы проблемы с сердцем, у отца нервные болячки. Но теперь все изменилось.

Когда я вернулась домой, то не узнала в этом мужчине, что сейчас сидит на кухне в рубашке и темных джинсах, своего разгильдяя-братца Мейса. За те два года, что меня не было, он не переставал искать меня. Почему его выпустили из тюрьмы ему не сказали, но когда я пропала и перестала отвечать на звонки, Мейс обо всем догадался. Тюрьма казалось, пошла ему только на пользу. Видимо иногда человеку нужен сильный стресс, чтобы встать на путь истинный. Так и случилось с Мейсоном – он превратился в мужчину из мальчишки, что подрабатывал на заправках, и еще Бог знает где, чтобы купить себе травы или потусить с друзьями.

Мейсон по полной использовал деньги, что достались от Ясина. И купил небольшую автомастерскую. Не знаю, как ему это удалось, но теперь, спустя два с половиной года, таких мастерских у нас несколько. Еще в Квинсе и Бронксе. Можно сказать, мой брат теперь настоящий бизнесмен. И даже наш затхлый домик стал выглядеть более менее прилично. Мейс жил в квартире недалеко и много раз предлагал переехать родителям, но они упорно отказывались принимать его подарок. Они до сих пор не верят, что Мейс изменился, и все его деньги заработаны честным путем.

Не знаю. Думаю, бизнес приносит ему неплохую прибыль, у меня пока нет причин подозревать его в чем-то незаконном. Думаю, Мейсон больше не хочет в тюрьму.

– Привет, детка. Ты чего так запыхалась? Бежала? Я же сказал мне позвонить! Я бы встретил тебя у метро, – смотрю в теплые глаза карего цвета, и чувствую, как мое сердце заплывает теплотой и нежностью. Хотя это его «детка» напрягает меня. Не очень приятно слышать это из уст брата. Мама напряженно хмурит брови.

– Тут пройти три минуты, Мейс, – я обреченно падаю на стул, бросая руки на столешницу. Он тут же берет их в свои.

– Замерзла, – гляжу на Мейсона и невольно горжусь им. Он так изменился. Вместо неотесанных паклей на голове теперь аккуратная стрижка, гладковыбритое лицо. Он стал более холеным, ухоженным. От него пахнет неплохим парфюмом, и я знаю, что некоторые девушки специально ломают свои машины, чтобы лишний раз заехать в его автомастерскую. Конечно, мой брат далеко не Кай Стоунэм. Нет в нем этой чудовищной опасности и породы, в принципе ее и ни у кого нет. Кай единственный и неповторимый. Но его изменения радует меня, и отчасти мне даже кажется, что я не зря «продалась», чтобы спасти брата.

Мы ужинаем в молчаливом напряжении. Каждый наверное думает о своем, я чувствую взгляд Мейсона на себе, хоть и смотрю в тарелку весь вечер. Будто слышу мысли матери, которая наверняка не узнает свою дочь.

И снова погружаюсь глубоко в себя, вспоминая и вспоминая…сама не знаю, что хочу найти в своей душе. Она разбилась на осколки, и каждый осколок я холю и лелею. То протираю до гламурного блеска, то подношу к сердцу, чтобы нанести ему раны воспоминаниями о Кае.

Я не могу иначе. Пока не могу.

Я завела анонимный блог в интернете и начала выкладывать туда нашу с Каем историю. По крайней мере, тяга к письму вернулась.

Многое, что я записывала в дневнике, который Кай подарил мне, теперь оказалось и в моем «горе-романе».

Какие только комментарии я не получала. Все эти девушки думали, что моя книга выдумка и, несмотря на это, обливались слезами, читая все те ужасы, что я перенесла. Критиковали главную героиню моего романа за слабость и за (дословно) «влажность трусов, при виде этого ублюдка», ненавидели и любили Стоунэма за его власть и жестокость.