По правде говоря, – если не брать в расчет церковь, а ее мы исключили из-за жалкого идиота викария, который сказал, что будет «несказанно рад нас видеть», и мамы, которой хватило ума объяснить нам истинное значение его слов, – вступать-то было особо некуда, если вы уже не чувствовали себя в деревне как дома. Однако в Пасхальном параде-маскараде могли участвовать все, а значит, и мы, и для этого не нужно было записываться в лист ожидания и преодолевать бесконечную полосу препятствий.

– Судьи особенно рассчитывают увидеть необычные и актуальные костюмы, сделанные своими руками, – протараторил как из пулемета Крошка Джек.

Я сказала, что нам не нужно преодолевать полосу препятствий, хотя небольшое препятствие все же было: мы с сестрой осуждали подобные мероприятия (парады-маскарады). Она – потому что терпеть не может, когда на нее все смотрят, а я – потому что выиграть можно, только если у тебя прекрасный костюм, который к тому же должен быть оригинальным и актуальным, а это значит, что вам должна прийти в голову оригинальная актуальная идея, а затем у вас должны иметься время и материалы, чтобы сшить костюм. Или мама, которая сошьет костюм. И побеждают всегда одни и те же счастливчики, а было бы неплохо, чтобы для разнообразия хоть разочек выиграл кто-нибудь другой.

Сестра решительно отклонила саму мысль обрядиться в маскарадный костюм, и я тоже почти отказалась от этой затеи, как вдруг маму посетила по-настоящему оригинальная мысль, настолько блестящая и актуальная, что я чуть не упала в обморок и подумала, что мне, наверное, все это снится. Я честно думаю, что это лучшая идея, которая когда-либо посещала маму, и ничего лучшего ей уже не придумать. Мама и сама так сказала. Даже пьеса, с которой она победила на конкурсе в 1957 году, не могла сравниться с той идеей. Пьеса была случайностью, а это была хорошая ИДЕЯ, а такие почти никогда не приходят в голову. Мне предстояло стать Мисс Децимализацией. [4]

Мама принялась за работу, и через час костюм был готов. Простое белое платье из гофрированной бумаги, к которому спереди была приколота гигантская пятидесятипенсовая монета из картона, обернутого фольгой.

Идея была необыкновенно актуальной, о денежной реформе все еще говорили в новостях. Децимализация произошла только в феврале, и вот в понедельник на Пасхальной неделе я выступлю в образе ходячего и говорящего пятидесятипенсовика. Я не сомневалась, что после парада деревенское общество раскроет нам свои объятия, ведь мамина идея была не только актуальна, но и проста и лишена всякого пафоса.

Отметив это, я пристала к сестре, чтобы она согласилась, она нехотя согласилась, и мама предложила сделать для нее простой костюм под названием «Закон о реформе разводов», который также вступил в силу в этом году, следовательно, костюм будет актуальным (и сделанным своими руками).

– А как будет выглядеть закон о реформе разводов? – спросила я, слегка напугавшись, что на его фоне Мисс Децимализация может померкнуть.

Немного подумав, мама ответила:

– Я бы взяла простое ситцевое платье с мелкой складкой на груди, вышила на нем слова любви и подвязала красным поясом. Но юбка пусть будет разодрана в клочья, и вышивка на ней бы разошлась, так что только нитки бы висели…

– И волосы в полном беспорядке, и размазанная тушь… – добавила я.

– Нет, спасибо, – оборвала сестра.

Настал день парада, мы с Джеком облачились в наши костюмы и, взявшись за руки, отправились в сад викария у церкви. Миссис Лонглейди, наша почти соседка, входила в жюри и в микрофон обращалась к участникам соревнования и их матерям. Увидев ее в роли деревенского лидера, я решила, что она леди высокая и солидная, как и следует из ее фамилии. И она все время повторяла слово «троекратно». Это тоже показалось мне солидным. Прежде я не слышала, чтобы кто-нибудь говорил «троекратно», и слово это тотчас стало моим любимым.

– Жюри троекратно осмотрит всех участников конкурса, – сказала миссис Лонглейди участникам и их матерям в отдающий эхом микрофон, – когда они будут идти, стоять и вблизи. После этого мы решим, кто получит призы.

Я участвовала в категории «дети до двенадцати лет», и нас осматривали в первую очередь. Мы сгрудились в кучу под каштаном, и к нам вышел помощник судьи и рассредоточил, чтобы судьи могли нас осмотреть (троекратно). Я очутилась прямо в середке шеренги. Слева от меня стояла Мэри с пушистым барашком под мышкой, а справа – мальчик в купальных плавках с завязками, который, как я предположила, изображал Маугли. Я попыталась поговорить со своими соперниками, но они отвернулись. Кое-кто насмешливо оглядел мой костюм, кто-то спросил: «А она кого изображает?», кто-то ответил: «Десять шиллингов», и все засмеялись.

Потом члены жюри – миссис Лонглейди, миссис Уорс из магазина игрушек и скобяных товаров и миссис Фринк из магазина «Охота» – прошлись вдоль шеренги и троекратно посмотрели на Мэри и барашка, улыбнулись и спросили, помогала ли она маме делать костюм и где ее барашек. Они прошли мимо меня. Ни разу не посмотрели, не то что троекратно.

Они не улыбнулись, не воскликнули: «Какая остроумная идея!» Не спросили, сама ли я делала свой костюм. Они не посмотрели внимательно на мои сабо, на которые я прилепила пластиковые монетки, хотя я старательно покачалась на них, чтобы привлечь внимание.