Эйв Дэвидсон
Дом, который построили Блейкни
Пер.
– О.Воейкова
– Четыре человека идут сюда по лесной дороге, ах, эй, - сказала Старая Большая Мэри.
Молодой Рыжий Том сразу ее понял. "Не наши".
В длинной кухнекомнате стало тихо. Старый Белянка Билл заерзал на креслосиделе. "Оно должно Беглого Маленького Боба и той Худой Джинни будут, - сказал он.
– Помогите мне встать, кто-нибудь".
– Нет, - сказала Старая Большая Мэри.
– Не их.
– Должно быть.
– Старый Белянка Билл с шарканьем поднялся на ноги, оперся на свою тростепалку.
– Должно быть. Чьих бы им еще быть. Всегда говорил - она за ним вдогожку убежала.
Молодой Белянка Билл положил еще кусок горидерева на горючиво. "Воонна, воонна", - пробормотал он. Тогда все разом заговорили и столпились у окноглядок. Потом все замолчали. Булькали большие пищегоршки. Молодая Большая Мэри взволнованно мямлеговорила. Затем ее слова прозвучали в ясноречии.
– Гляньте сюда... гляньте сюда... говорю, я, они не Блейкни.
Старая Маленькая Мэри крикнула, спускаясь из пряжекомнаты: "Люди! Люди! Трое их и четверо на лесной дороге, а я их не знаю, и, ох, они странноходят!"
– Четыре незнакомых человека!
– Не Блейкни!
– Брось глупомолоть! Должно быть! Чьих еще?
– Но не Блейкни!
– Не из Дома, глянь-ка, глянь-ка! Люди... не из Дома!
– Беглый Боб и та Худая Джинни?
– Нет, не может быть. Стариков нет.
– Дети? Детидети?
Все, кто раньше не смотриглядел, пришли теперь; то есть все, кто оказался в Доме - прибежали из коровокомнаты и лошадекомнаты, и маслосырокомнаты, железокомнаты, юколокомнаты, даже из болелокомнаты.
– Четыре человека! Не Блейкни, кое-кто говорит!
– Блейкни ли, не Блейкни ли, а не из дома!
Роберт Хайакава и его жена Шуламифь вышли из лесу, а с ними Эзра и Микичо. "Ну вот, что я говорил, - как всегда медленно и осторожно сказал Роберт, - у дороги может не оказаться конца в одном направлении, но маловероятно, чтобы она и в другом тоже никуда не привела".
Шуламифь вздохнула. Она была на последнем месяце беременности. "Возделанные поля. Меня это радует. Больше на этой планете их и следа нигде не нашлось. Наверное, это новое поселение. Но мы уже обо всем этом говорили..." Она внезапно остановилась, и все остальные тоже.
Эзра показал пальцем: "Дом..."
– Он скорей похож на, ну, как бы сказать?
– Микичо зашевелила губами, ища слово на ощупь.
– На... на _замок_? Роберт?
Роберт сказал очень тихо: "Он не новый, что бы он собой ни представлял. Он совсем не новый, разве ты не видишь, Шуламифь. _Что_?.."
Она чуть вскрикнула, встревожась, а может, просто от удивления. Все четверо обернулись, стремясь увидеть, что ее удивило. Человек бежал к ним по полю. Когда все они повернулись к нему лицом, он споткнулся и остановился. Затем снова пошел, странной неуклюжей походкой. Через некоторое время им стало видно, как у него шевелятся губы. Он показал на четверых пальцем, помахал рукой, помотал головой.
Они услышали, как он говорит: "Ах-эй, ах-эй. Эй. Глянь-ка. Мым. Мым, мым, мым. Ох эй..."
У него было румяное лицо, круглое лицо, выдававшееся над глазами вперед, над выпуклыми синими глазами. Нос у него был как у орла, острый, крючковатый, а отвислые его губы дрожали. "Ох-эй, вы, должно быть, мым, его имя, как? А она за ним вдогонку убежала? Давнодавно. Джинни! Худая Джинни! Детидети, ах-эй?" Позади него в поле двое животных остановились перед плугом, обмахиваясь хвостами.
– Смотри, Мичико, - сказал Эзра.
– Наверное, это коровы.
Человек остановился футах в десяти от них. Он был одет в грубое редкое полотно. Он опять помотал головой. "Коровы, нет. Ох, нет, мым, мым, фримартины [неполноценная в сексуальном отношении телка, как правило бесплодная, родившаяся вместе с бычком-близнецом], другех. Не коровы. Ему что-то пришло в голову, удивительное чуть ли не до дрожи.
– Ах-эй, вы же меня не знаете! Не знаете меня!
– Он рассмеялся.
– Ох. Ну и дела. Незнакомые Блейкни. Старый Рыжий Том, говорю я".
Они степенно представились. Он наморщил лоб, его вялый рот задвигался. "Не знаю им имя, - сказал он через минуту.
– Нет, э, мым. Сочиняют их такие, как дети, в лесу. Давнодавно. Ох, мне, вот! Беглый Маленький Боб. Да, это имя! Ваш отец-отец. Умер, ах-эй?"
Очень вежливо, очень устало, ощутив - теперь, когда остановился утомление после долгого-долгого пути, Роберт Хайакава сказал: "Боюсь, что я его не знаю. По-моему, мы не те, за кого вы нас, видно, принимаете... вы не знаете, нельзя ли нам пройти к дому?" Его жена что-то пробормотала в знак согласия и прислонилась к нему.