Ничто не могло остановить воплощение этого проекта, и меньше всего — смерть какого-то чужестранца, о котором она и понятия-то не имела. Но для победы ей нужен Тео. Он должен быть ее правой рукой. Тео должен быть сообразительным и сильным. Он должен быть несгибаемым и непобедимым, поскольку ничто не могло так повредить реализации ее планов возрождения Балфорда, как его молчаливое примирение с их крушением.

Агата с такой силой сжала трость, что задрожала рука. Она сконцентрировала внимание, как учил психотерапевт, когда ей пришлось заново обучаться ходьбе. Это было хуже, чем пытка, — говорить каждой ноге, что делать, до того, как она исполнит приказ. Агата, которая прежде ездила верхом, играла в теннис и гольф, ловила рыбу и ходила на веслах и под парусом, докатилась до того, что повторяла себе: «Сперва левая, затем правая. Теперь левая, потом правая», — и это лишь для того, чтобы доковылять до двери в библиотеку. Она произносила эти слова с зубовным скрежетом. Если бы ее характер позволил ей держать собаку, она завела бы верного и преданного корги и лупила бы его в моменты крушения своих планов и надежд.

Она нашла Тео в комнате, где он обычно проводил утренние часы. Внук уже давно превратил ее в свою крепость, установив телевизор, стереосистему, книжные стеллажи, удобную старую мебель и компьютер, с помощью которого связывался с живущими в разных концах света неудачниками, которые разделяли его необычную страсть — были палеонтологами-любителями. То, что взрослые люди роются в грязи, Агата считала идиотской причудой. Но для Тео это было любимым занятием, и он посвящал ему столько времени, сколько большинство мужчин отдают мыслям о сексе. Для Тео не существовало различия между днем и ночью: как только появлялся хотя бы час свободного времени, он тут же направлялся к Незу, где море, постоянно вгрызавшееся в сушу, размывало скалы, а они, разрушаясь, выбрасывали из своих недр различные сокровища.

В эту ночь он не включал компьютер. И не сидел с лупой в руках, склонившись над бесформенным камнем, найденным среди скал («Ба, это же настоящий зуб носорога», — терпеливо объяснял он). Тео тихо говорил по телефону, стараясь убедить в чем-то собеседника, который упорно не хотел его слушать.

Ей удалось разобрать: «Пожалуйста. Прошу тебя, выслушай меня», прежде чем он, заметив ее в дверях, положил трубку на рычаг, словно на том конце провода никого не было.

Она внимательно смотрела на него. Ночь была почти такой же жаркой, как день, и зной никак не выветривался из комнаты. Вероятно, духота в какой-то мере послужила причиной того, что лицо Тео пылало и блестело от пота. Но истинной причиной, как предполагала Агата, был кто-то, сидевший неизвестно где, сжимавший телефонную трубку во влажной ладони и ломающий голову над тем, почему после слов Тео «выслушай меня» воцарилось молчание.

Окна были раскрыты настежь, но находиться в комнате было невыносимо. Даже стены, казалось, вот-вот начнут истекать потом через старые обои. Кучи журналов, газет, книг, а главное груды камней («Нет, ба, они только выглядят как камни. На самом деле это кости и зубы, а это, если не веришь, посмотри и убедись, кусок бивня мамонта») словно повышали температуру в комнате еще градусов на десять. И, несмотря на то что внук старался как можно лучше очистить свои находки, неистребимый запах земли навсегда пропитал воздух в комнате.

Положив трубку, Тео подошел к массивному дубовому столу. Все, что лежало на нем, было покрыто толстым слоем пыли, поскольку он запретил Мэри Эллис прикасаться тряпкой к чему-либо, чтобы не нарушать порядка, в котором найденные окаменелости лежали на деревянных подносах. У стола стояло вертящееся кресло с высокой спинкой; он развернул его сиденьем к ней.

Она поняла, что он приготовил для нее место, до которого она сумеет дойти самостоятельно, и ей захотелось надрать ему уши, да так, чтобы он закричал от боли. Она пока не была готова к тому, чтобы улечься в могилу, хотя могилу для нее уже вырыли; она вполне могла обойтись без проявлений показной заботы о себе, которая напоминала, что все ожидают ее скорой смерти. Она предпочла стоять.

— Ну и что в результате? — требовательно спросила она, словно их разговор не прерывался.

Тео сдвинул брови и тыльной стороной ладони отер пот со лба. Он посмотрел на телефон, а затем перевел взгляд на нее.

— Меня совершенно не интересует твоя интимная жизнь, Теодор. Надеюсь, ты в скором времени поймешь, что это всего лишь оксюморон, несовместимые понятия. Я каждую ночь молюсь, чтобы ты поумнел и не позволял бы ни глазам, ни пенису управлять тобою. Что ты делаешь в свободное время, касается только тебя и того, кто разделяет с тобой минутные радости. Господи, такая жара, ну как вообще можно об этом думать?..

— Ба!.. — лицо Тео покраснело еще больше.

Боже мой, подумала Агата, ему двадцать шесть, а он ведет себя как озабоченный подросток. Представляю себе, какому сокровищу были адресованы его искренние призывы! Его дед, несмотря на все его недостатки (а главным был тот, что в сорок два года он вдруг помер), знал, как увлечь женщину и вести себя с ней. На все это Льюису всегда хватало четверти часа, а в одну из ночей — ей тогда необычайно повезло — он умудрился управиться всего за десять минут. Она считала половой акт чем-то вроде медицинской процедуры, сопутствующей браку: если это необходимо для здоровья, все органы должны регулярно исполнять свои функции.

— Так что они нам обещают, Тео? — переспросила она. — Надеюсь, ты настоял на том, что необходимо провести еще одно специальное заседание муниципального совета?

— Естественно, я…

Он взял со стола один из своих драгоценных экспонатов и стал вертеть его в руках.

— У тебя хватило ума, чтобы потребовать собрать новое заседание? Ты ведь не позволил этим цветным распоряжаться и мешать нашим планам?

Он явно занервничал и не произнес больше ни слова.

— Боже мой! — простонала она. Да он точная копия своей безмозглой мамаши!