– Кто это? – вскрикнула, отпихиваясь от суетливо-вёрткого существа.

– Правда, мимишный? – Алина отложила ковшик и дотянулась до собаки, забирая её себе на колени.

Это был йоркширский терьер, действительно, милый. Пёсик вертелся и тявкал, меня подбросило от возмущения:

– Как он сюда попал?

– В дырку, – весело отозвалась Алина, тиская собачку. – Обожаю лохматиков!

– Гони его! – я упала на колени рядом сумасшедшей парочкой, схватила пса и попыталась засунуть обратно в подкоп. Справиться с вертящимся как заводная игрушка терьером не получалось.

– Ладно тебе! – уговаривала меня Алина, пусть остаётся. Он помогал копать…

– Реально не въезжаешь? Вдруг зайдёт кто и увидит? Как собака сюда пролезла, а? – я сунула пса ей в руки, подбежала к другой стене и выглянула в окно. Как чувствовала: один из бандитов направлялся к сараю. – Идёт! Скорее!

В четыре руки мы протолкнули незваного гостя наружу, я быстро скинула куртку и заткнула ей дыру, Алина припорошила сверху соломой. Оставалось надеяться что, пока мы совершаем санитарную прогулку, пёс не преодолеет хлипкую преграду.

Увы, лаз вполне пригодный для маленькой собачонки, оставался маловат для двух двадцатилетних кобылок. Мы обе были стройными, но поднырнуть под стену на нашем месте сумела бы разве циркачка из тех, кого называют гуттаперчевыми. Нужно было расширять яму и в эту и в другую сторону. Там, на наше счастье, продолжал трудиться терьер. В сарае копали мы с Алиной по очереди.

– У нас ещё день в запасе, – успокаивала она, скорее, себя, чем меня, – следующей ночью уйдём.

– Уйдём, – соглашалась я.

Телефон пришлось выключить для экономии заряда, он понадобится, когда мы удалимся на безопасное расстояние, чтобы сообщить спасателям, где нас искать. В том, что папаша-бизнесмен вышлет за нами десять отрядов спасателей, Алина не сомневалась.

Как позже выяснилось, суток в запасе у нас не было.

Измученные непривычным трудом, под утро мы обе уснули. Громкий лай прямо в ухо заставил меня приподняться и оглядеться. Терьер, убедившись, что я очнулась, принялся за мою соседку: рычал, таскал её зубами за рукав, лаял. Я, не очень-то соображая спросонья, огляделась. Резко пахло керосином, в носу свербело, горло сковал спазм. Различить что-либо было невозможно не столько из-за темноты, сколько…

Дым! Всё пространство сарая заволокло дымом. Нас подожгли! Разбуженная псом Алина сидела на соломе и задавала вопросы. Один за другим десятки или сотни вопросов. Бестолочь! Чтобы хоть как-то ориентироваться, я включила телефон и осветила сарай. Сквозь серую пелену едва проступали очертания двери. Я кинулась туда. Заперто. Выглянула в окно: огонь лизал стену с плотоядным потрескиванием.

– Валим! – крикнула я. Помогла подруге подняться и подтолкнула её к подкопу. Алину потряхивало, она что-то кричала, взывала к совести поджигателей, я же пыталась её угомонить: – Тише! Лучше им думать, что мы задохнулись.

К несчастью, драгоценные минуты ушли на возню. Я реально стала задыхаться. Алина змеёй пролезла в дырку под досками, мне пришлось подталкивать её. Когда полезла я, подталкивать было некому, правда, Алина, откашливаясь и отплёвываясь, тащила меня за лямки комбинезона. Хорошо, что эта стена ещё не занялась, мы проползли метров пять и повалились на траву. Вокруг стоял весенний лес. Я лишь успела удивиться, почему соседний участок выглядит таким диким, и куда подевался пёс. Потом навалилась тьма.

Не вполне придя в себя, я испытывала блаженство. Мягкое ложе успокаивало натруженные мышцы, а лёгкое одеяло согревало их. Аромат сирени ласкал обоняние. Приятно было думать, что я спала дома, а дым, огонь, сарай и спасавшая меня собака – всего лишь кошмар, пригрезившийся после встречи с Денисом.

– Вера! – позвала я. – Веруня!

– Лен, мы где? – голос Верочке не принадлежал.

Очень хотелось его не узнать, но, увы, этот звонкий тембр порядком поднадоел за время совместного плена, и не узнать его я не могла. Открыла глаза, осмотрелась. Комната – метров шестнадцать квадратных – напоминала хостел или больничную палату где-нибудь в отсталой российской глубинке. Светлые отштукатуренные стены, белый потолок, трёхстворчатое окно с тюлевой занавеской, колыхаемой сквозняком. Из мебели четыре узкие кровати, столько же тумбочек, откидной стол и две табуретки. Всё деревянное, покрашенное в цвет слоновой кости. Та самая шатенка, которую мне совершенно не хотелось видеть, сидела на кровати около окна, подтянув колени к груди и устроив на них острый подбородок. Одета Алина была в просторную ночную рубаху из белой бязи. На мне оказалась в точности такая же.

Я села, спустив ноги с кровати и нащупав шлёпанцы.

– Где наша одежда?

Алина пожала плечами, выдав очередную глупость:

– Сначала подумала, что мы в раю. Типа умерли и…

– А потом что ты подумала? – прервала я её неторопливые рассуждения.

– Что нас спасли и поместили в психушку.

– Это ближе к истине, – согласилась я, – третий вариант есть?

– Окно открыто, этаж низкий, дверь не заперта. Мы свободны.

Мне стало обидно: почему она первой в себя приходит? Уже в который раз! Подавив глупую эмоцию, я встала, но покачнулась и вынуждена была схватиться за спинку кровати.