Но именно этот «кто-то» и был им, Петром Андреевичем Масленниковым. Который спустя пять минут после того, как аккуратно просушит руки, причешется и поправит галстук, выйдет на маленькую сцену и произнесет речь, которой от него так ждут. Ждут не самой речи, и не его самого – это он понимал тоже. Ждут его решения. Вот уже который год Петр Андреевич председательствовал в жюри крупной премии, и весь литературный мир с замиранием следил за тем, кому на этот раз Масленников выпишет путевку в мир признания и славы, тиражей и гонораров, а кому, как в футболе – «красную карточку», обрекая на забвение.

Масленников делал это буднично, скрывая эмоции, а если быть честным перед самим собой – и вовсе не испытывая их. Ему предстояло ближайшие минуты посвятить этой стороне своей жизни, своей работы, профессии – и он шел по коридорам университета, где почему-то решили объявить «короткий список» на этот раз. Поднимался по лестницам, зная, что сейчас придет – и сделает это. Сделает спокойно и, по возможности, быстро – как делал всегда.

На небольшой сцене стоял длинный стол, накрытый белой скатертью, за ним в один ряд сидели люди. Масленников занял свое место – рядом с немолодой, но энергичной Лидией Яковлевной, куратором множества литературных проектов, в том числе и этой премии, и многих других. Он знал эту женщину наизусть и привык к ней – казалось, она всю жизнь была рядом, вот совсем, как теперь, за этим столом. Она представляла его зрителям: член, лауреат, обладатель… Он слушал вполуха свои регалии, вытирая со лба пот. Эта необходимость раздражала Петра Андреевича – мокрый лоб могли принять за волнение, а ведь на самом деле у него просто были проблемы с обменом веществ.

Наступила его очередь – Лидия Яковлевна, улыбаясь, передала микрофон.

– Я хочу сказать… – начал он. – То же, что говорю всегда в своих выступлениях здесь – кто участвует не в первый раз, знает, и на других мероприятиях, куда меня пока еще зовут, – на этих словах он поперхнулся и несколько раз кашлянул, – что главное в нашем деле – традиция. Традиция – это то, на чем мы все стоим, это наша основа, позволяющая каждому двигаться вперед в своих лучших стремлениях, развиваться, расти. Ну и каждый год подводить кое-какие итоги, – он улыбнулся. – Традиция – это преемственность, это как эстафета, как олимпийский огонь. Только мы не избавляемся от огня, передавая его от одного человека другому – от писателя к писателю в нашем случае, а поджигаем каждый год от одного большого огня несколько маленьких, которые затем разгорятся и будут гореть все ярче и ярче. Не исключено, – он выдержал эффектную паузу, – что какой-то из этих огней затмит своей яркостью тот, который зажег его, какой-то будет гореть ровно и ярко, а какой-то – трепетать и колыхаться на ветру, в поисках того, что поможет ему окрепнуть. Но главное – то, что, зажегшись сегодня, ни один из этих огней уже не погаснет, – Масленников остановился и горделиво осмотрел аудиторию. – Это я и называю традицией. Мы несем литературную искру, писательскую лучину, это честь и огромное счастье для нас. И огромная ответственность – потому что от огней, которые мы зажигаем сегодня, родятся новые, робкие и смелые огни, и тот свет, то тепло, которые мы все несем в этом мире, оберегаем его всю жизнь – это и есть наша литература.

Масленников снова замолчал, думая, что пора заканчивать речь. Он на секунду испугался, что часто случалось с ним на оглашениях разных «списков», и увиденное им сегодня тоже было, как ни крути, традицией. На него смотрели не глаза – на него смотрели раскрытые жадные рты, как у голодных птенцов, не способных удовлетвориться крохотным червячком или рыбешкой – а готовых сожрать и его, Петра Андреевича Масленникова, со всеми его регалиями и тиражами, если это потребуется.

«Все эти слова, зачем их вообще говорить? – зло подумал Масленников. – Они ведь хотят услышать только одно: свое имя. Так не лучше ли быстрее назвать имена, и сойти со сцены, отправиться куда-нибудь…» Впрочем, куда он отправится после мероприятия, Масленников знал точно. Как ни странно, между его планами на вечер и «коротким списком» была – и не случайная – связь.

На мгновение он вспомнил и себя, сидевшего вот так же, в ожидании своего имени, много лет назад. Вспомнил, поморщился, стряхивая с себя видение, и быстро выпалил:

– Я нащупал нескольких человек, способных, как я вижу, продолжить эту традицию. И сейчас я их назову.

Зал замер, сверкнуло несколько фотовспышек.

– Геннадий Туруханов «Семафоры цивилизаций». Виктор Обухов (под псевдонимом – Владимир Почепцов) «Прорыв». Яков Лещинский «Сборная тишины». Антон Соседин «Любовь и почта». И, наконец, – он замер и последнее имя произнес с особым наслаждением, на выдохе: – Виктория Углова «Млечный полдень».

Раздались аплодисменты и восторженные крики кого-то из «групп поддержки». Смотреть в зал больше не было сил.

– Ну вот, всё, – зачем-то добавил Масленников и сел. Дождавшись конца мероприятия, он коротко попрощался с коллегами и вышел в коридор. Он слышал – или ему казалось, что слышал, шепот за спиной. Кто-то говорил: тяжело, мол, ему тянуть все. «Петр Андреевич-то неважно выглядит». «Сам-то давно не пишет: кризис. Или просто – все уже сказал? Всего добился?» Он слышал эти разговоры и раньше, но мысленно отмахивался: а сколько раз он сам обсуждал за спиной кого-то? Писательская привычка.

В коридоре к нему подошел Туруханов, мужчина слегка за тридцать. Выглядел, впрочем, моложе. В основном благодаря внешнему виду – человек определенно не следил за собой: грязные, засаленные волосы, нелепо торчащие какими-то клочками. Помятая рубашка в крупную красную клетку, на пару размеров больше, производила впечатление смирительной. Драные джинсы и нечищеные пыльные ботинки. Но все это явно не было признаком какой-то субкультуры: просто элементарная неряшливость, мысленно заключил Масленников. Дополняли образ огромные, как у наркомана, казавшиеся безумными зрачки.

– Рад познакомиться с вами, – автор из «короткого списка» широко улыбнулся, и Петр Андреевич с неприязнью обнаружил, что у того еще и не хватает пары зубов. Действительно, Туруханов противно шепелявил.

– Поздравляю, – Масленников пожал протянутую руку – дежурно и вяло, и уже был готов развернуться.

– И это все? – с вызовом спросил Туруханов.

– Очень рад, – рассеянно ответил Масленников. – Простите, а что вы хотите еще?

– Спасибо вам, что выбрали меня, – смешно выпрямившись в позу «оловянного солдатика», сказал Туруханов. – Я этого не забуду! Никогда, честно-честно.