Я знаю, почему я так много думаю о нем: потому что вчера вечером он сказал, что видел сон про нас обоих и что мы, как всегда, ссорились. «Кошмар!» – сказала я, а он так ласково: «О нет, нет, это было… мило». Думаю, поэтому я обозлилась на Жака.

Lost Song

Для того чтобы слова Сержа можно было петь, Филипп Леришом [55] разбирал его почерк и переписывал текст печатными буквами, потом я записывала все фонетическими знаками – потому что нередко слово было написано не в полном, а в сжатом виде, – с черточками наверху, обозначающими такты, мне также приходилось придумывать какое-нибудь новое слово, чтобы получилось спеть. Если я произносила слова не очень хорошо, на меня сыпались оскорбления, Леришом это знал, он оставлял первую дорожку, и мы потом совершенствовали запись. Сержу было на все это наплевать, его интересовали только эмоции и высокие ноты. После того как мы расстались, во всех его песнях говорилось о разрыве, мне было непросто их петь, а ему было непросто их слушать. Сквозь стекло кабины для звукозаписи я видела его расстроенное лицо, но после окончания записи он поднимал большой палец вверх в знак того, что я его не разочаровала, так было с «Baby Alone» («Малышка одна»), «Lost Song» («Утраченная песня»), «Amour des feintes» («Любовь притворщиков»). Никакого контракта у меня с Сержем не было, но он мне говорил: «Я должен тебе это» – и писал для меня еще с десяток песен. Он давал мне прослушать мелодии в фортепианном исполнении, записанные на магнитофон на улице Вернёй, а я должна была отмечать звездочкой на бумаге понравившиеся. Я усердно ставила звездочки и попутно видела, что до меня это делали другие, – по всей вероятности, Шарлотта и Леришом. Это укрепляло меня в моем выборе, но однажды, выбирая мелодии к «Baby Alone»

Конец ознакомительного фрагмента.