Шрифт:
— Что случилось? — спросила я с тревогой. — Почему Света опять плачет?
— Оказалось, что у неё есть поводы плакать ещё, помимо нас с тобой, — отозвался он, подперев подбородок рукой. — Нам придётся перевести сестру в другую школу.
— А в чём дело?
— Одноклассники над ней издеваются, — вздохнул Артур. — Сегодня она подралась с одной из девочек.
— Подралась? — в шоке переспросила я.
Света? Подралась?! Никак не могло это уложиться в голове.
— Представь себе. А знаешь, почему?
— Почему?
— Из-за нас с тобой.
— Как это? — с непониманием уставилась на него.
— Ты думаешь, если они дети, то ничего не понимают вокруг и не слушают сплетни своих родителей? — посмотрел на меня мужчина. — Они судачат прямо при своих отпрысках, что мачеха Светы спуталась с её старшим братом, и как выразилась та девочка, которая и поймала от Светки пинка, «трахается с ним, потому что молодой и красивый, не то, что старый папа».
Нервно глотнула. Неужели дети знают такие слова? И действительно понимают и запоминают подобную грязь?
— Откуда ты знаешь, как именно она сказала? — спросила я. — Может, утрируешь?
— Нет, Ир. Я сам слышал. Классный руководитель Светланы вызвал меня для диалога именно по данному вопросу. Поэтому я так рано оставил офис и поехал в гимназию. А тут эта сцена некрасивая. Директор требует исключить Свету. И я договорился, что мы пока возьмём больничный и переведём её в другую школу. Слишком много сплетен вокруг, ребёнку там будет тяжело продолжать учиться.
Бедная девочка… Вот почему она никак нас не может простить — одноклассники просто травят её. Вот почему она вся на нервах и в слезах довольно часто. Подруг у малышки и без того не было, а теперь ещё все и издеваются…
— Да, — кивнула я, вставая с дивана. — Думаю, ты прав. Поищи для Светы другую школу.
— Я уже этим занимаюсь.
— Спасибо, Артур.
— Ты куда, Ир?
— Пойду к ней. Ей плохо.
— Она не пустит тебя. Дина пошла уже.
— Значит, под дверью буду сидеть — твердо сказала я и направилась к лестнице.
Наверху обнаружилось, что Дину тоже не впустили. Подошла к двери и молча посмотрела на темноволосую девушку, в растерянности топчущуюся у двери.
— Не пускает? — спросила её.
— Не-а, — покачала она головой. — Кричит, чтобы уходили все.
Вздохнула, решительно распахнула дверь и вошла. Пусть хоть бьёт меня, но я зайду. Девочка сидела на кровати, поджав под себя ноги и опустив голову. Прошла по ковру и аккуратно села рядом.
— Светуль, мне очень жаль, — сказала я тихо. — Ну почему ты не сказала нам, что тебя обижают?
Девочка подняла на меня заплаканные голубые глаза. Секунду она смотрела на меня, а потом вдруг кинулась на грудь, прижалась и снова заплакала. Немного оторопела от её реакции, но тут же собралась и стала гладить её по светлым косичкам.
— Тебе тяжело, милая. Я знаю. Поплачь. Я пожалею тебя. Знаешь, мне ведь тоже тебя очень не хватало.
Я понимала её. Она не могла простить нас. Но от одиночества и боли уже просто устала, и невольно тянулась к тому, от кого всегда получала больше тепла и заботы, чем от других — ко мне.
— Ира, ты любила папу? — спросила она, когда истерика утихла.
Глаза такие серьёзные. Она готова к диалогу и хочет знать правду. Она имеет на это право, и я буду искренна настолько, насколько вообще умею, чтобы не потерять доверия ребёнка снова.
— Да, малыш. Любила.
— А Артура?
— Артура тоже люблю.
— Одновременно?
— Нет, — покачала я головой. — Знаешь, Света, любовь бывает разная. Папу я любила тёплой, приятной любовью. Но не буду скрывать, что Артур мне нравился, как мужчина. Но я никогда не предала бы твоего отца, я очень уважала его и о каких бы то ни было отношениях с твоим братом я не думала. И он тоже. Но когда папы не стало… Мы поняли, что у нас есть чувства друг к другу. У нас любовь совсем другая, но это тоже любовь. Ну разве мы в этом виноваты?
— Значит, ты не предавала папу? — Света с надеждой смотрела на меня. Она хотела мне верить.
— Никогда. И Артур не предавал. Ты должна верить нам, ведь мы все одна семья. А сплетни… У людей всегда злые языки, так что же теперь? Нам тоже неприятно читать это все в новостных газетах. Но это люди, им всегда надо о чём-то судачить, пусть они даже и толики правды не знают.
Девочка снова прижалась ко мне и легла на колени. Я перебирала её тонкие прядки белокурых локонов, и продолжала говорить: