— Сейчас пошли.

Схватила меня за руку и буквально выволокла из кабинета. Пришли в актовый зал, а там смешанная группка людей — и трактористы, и доярки, и из паспортного стола даже пришли. С увлечением слушают молодую девушку, а мужики не столько слушают, сколько слюни пускают. Она красива. Очень красива, возможно, безукоризненно. Тёмные волосы гладко струятся, кожа идеально ровная, матовая, ресницы оттеняют синие глаза, скромное платье по колено подчёркивает фигуру… Словом — девушка с картинки. Словно из фильма про Голливуд выпала в наш колхоз. Она же меня увидела, и улыбнулась радостно, словно всю жизнь тут стояла и меня ждала.

— Здравствуйте, — и ручку свою протянула, поздороваться. Я растерялась и ручку пожала. — Знаете, когда мой муж решил переехать в деревню, я… Я растерялась, пожалуй. Мне сложно было принять его решение. Но за эти недели я много думала. Вспомнила о судьбе наших русских женщин — декабристок. Поняла, что семья это главное. Поэтому я здесь. Я рада с вами со всеми познакомиться, надеюсь, мы подружимся.

— Как вас зовут? — холодея спросила я и поймала торжествующий Анжелкин взгляд.

И тогда уже все поняла, а может и сразу, как только эту девушку увидела.

— Элина, — ослепительно улыбнулось голливудское чудо. — Элина Хабарова.

Удобного мне рейса не было лишь один раз в неделю. Вот сегодня, даже не удивительно, да? Я бесил я всю дорогу, удивлённые взгляды окружающих настроения не добавили. Здесь, внизу тридцать градусов и наши грязные куртки приковывают повышенное внимание. Ну, ещё разбитое лицо брата. А я борюсь в желанием ударить ещё раз — так сильно он не бесил даже в свои пятнадцать.

Трубку не брали обе. Не Люба, не Элина, которую непонятно каким ветром вообще в деревню занесло. Всю ночь я метался по номеру, а утром вылетел первым же рейсом в Россию — лететь пришлось с пересадками. Брата я подумав забрал с собой, сделка явно сорвалась, хватит его прикрывать, пусть отвечает перед отцом…

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спокойно спросил я, после того, как узнал о Элине.

Славка только нервно помотал головой, верил я ему не особо, но бить снова было уже жалко. Днем мы были уже в России, трезвый младший хмуро смотрел на мир из под распухшего отекшего века, я был настроен не более оптимистично. Трубку взяли в офисе, точнее в сельсовете. Сказали, что агроном на поле, почему не берет трубку непонятно, но можно поговорить с Виталиком — он тоже агроном и рядышком сидит, чай пьёт. Потом добавили, что моя жена чудесная женщина, а я испытал дикое желание побиться головой о стену. Следующий перелет занял всего два часа и вечером мы были в своём городе.

— К папе пока некогда, — сообщил я брату. — Сейчас прилетим и сразу в колхоз. Одного я тебя не отпущу, иначе умчишь в Караганду и ищи тебя там потом.

Славка смирился. Моя машина ждала на парковке, брата я дотащил за шкирку и засунул внутрь, а был порыв — в багажник. Я ума не мог приложить что делать с бабами, что делать с братом, вообще, что делать. В деревню, если честно, ехать страшно. Это наверное, как Славка боится к отцу — он там точно люлей получит по самое не хочу. А мне страшно, что не получу, приеду, а окажется, что Любке все равно. И орать на меня не будет, а лучше бы наорала…

Когда показалась знакомая ржавая железка у меня даже ладони чутка вспотели, которыми я руль стискиваю. Младший подлец спит себе, а когда на дрянной дороге машину подбрасывает, его голова стучится о стекло, что его нисколько не беспокоит.

— Ты меня хоть покормишь? — поинтересовался он, когда въехали в деревню. — Я жесть голодный.

Лететь пришлось эконом классом, что в жизни младшего наверное случилось в первый раз, кормили там так себе, это изнеженное создание жрать не стало. В городе не останавливались… ничего, пусть терпит. Я гоню к Любке.

Торможу и понимаю — дома её нет. Время, конечно, позднее, одиннадцать, но спать не должна, кто вообще спит в одиннадцать? Но окна тёмные. Тем не менее я из машины вышел, постучал. Затем снова набрал её номер — даже гудков нет, видимо, закинула в чёрный список. Пиздец, прекрасно. Чую — спряталась у бабушки. Все нужные сведения я мог получить в сельсовете, но только утром, а мне сейчас знать нужно.

— Хозяйка! — ору я и стучу к соседке.

Соседи знают все. Через несколько минут загорается свет, дверь открывается не сразу — меня разглядывают в щель, я терплю, я само смирение, а то, что взорвусь сейчас, так это не имеет никакого значения.

— Аааа, миллионер, — признали меня наконец.

Славка фыркнул из-за спины, а дверь открылась. Передо мной стояла пожилая женщина в халате, из под которого выглядывала весьма фривольная ночнушка в в кружевах. Брат снова фыркнул, а я подумал, что можно выбить ему зубы — расходный материал, можно новые поставить.

— Хабаров, — представился я. — Марк Дмитриевич.

— Слушаю, — церемонно ответила соседка.

— Люба… агроном, Любовь Яковлевна, вы не знаете, где она может быть?