Шрифт:
– Ты злишься, – после долгой паузы констатировал Рей.
– Ну что ты, моё сердце полно любовью, прощением и теплом.
Кирстин остановилась в нескольких шагах от него. Рей видел, как под тонкой тканью безрукавки, в которой Кирстин лепила, когда было прохладно, напрягся каждый мускул. Как пальцы сжались в кулаки. Казалось, ещё мгновение – и та бросится на него.
– Кристи, – мягко сказал Рей, – нам нужно обсудить всё, что произошло.
Кирстин в деланном удивлении распахнула глаза.
– В смысле… Ты решил что-то мне рассказать? Теперь? Не поздновато, Рей?
– Поздновато, – согласился Рей. На мгновение он стиснул зубы, набираясь сил, чтобы продолжить. – Но мне было страшно, Кирстин. Я боялся тебя потерять.
– Когда именно? – Кирстин склонила голову вбок. – Когда снимал на камеру, как я раздвигаю перед тобой ноги? Или когда я рвалась тебе отсосать, а ты отталкивал меня и смеялся? Любопытно, о чём ты думал при этом? О том, что шлюха удалась на славу, да? И я тебя не разочаровала. Стоило выпустить меня из клетки, как я снова раздвинула ножки и облизала тебя с ног до головы. Это был тест, Рей? Какой ещё чёртов эксперимент ты надо мной ставил? В чём суть урока, который ты мне преподал? В том, что я грязная дрянь?
Рей молчал. Ничего лучше, чем подойти к Кирстин и обнять её, он придумать не мог, но поза последней отчётливо говорила, что та не позволит к себе прикоснуться.
– Я тебя люблю, – только и произнёс Рей.
Губы Кирстин дёрнулись в отвращении.
– Ты не человек, – сказала она, – ты не можешь любить.
Это самое «Ты не человек» звенело у Рея в ушах каждый вечер, когда он засыпал.
«Может быть, и так, – думал он. – Может быть, я не человек. Но я всё равно люблю тебя – и только тебя. Никого никогда не любил, но тебя – люблю».
А тогда он молча ушёл, проклиная собственную трусость. Остаток дня прятался в кабинете, прикрываясь работой, всем своим существом ощущая присутствие Кирстин этажом ниже и не в силах думать ни о ком, кроме неё.
«Я тебя люблю», – крутилось в голове, но ничего не могло изменить.
Вечером Кирстин пришла к нему сама. За окнами уже смеркалось. Над городом собирались тучи, и потихоньку начинался дождь. Осень давала о себе знать холодным ветром и промозглой погодой, мелкими капельками, сбегавшими по стеклу, и ручейками, разливавшимися по подоконнику.
Кирстин была одета в чёрное строгое платье, не из тех, что Рей особенно любил, предназначенное скорее для того, чтобы подчеркнуть отчуждение, поселившееся между ними, чем для того, чтобы его порадовать.
– Распорядиться принести чаю? – спросил Рей, чтобы разрушить повисшую в комнате тишину.
– Бренди ты мне не нальёшь?
– Почему, налью.
Рей встал из-за стола, подошёл к книжному шкафу со спрятанным между полок барным отделением и, достав оттуда бутылку бурой жидкости и два низких стакана, разлил напиток.
Взял оба в руки и поднёс один из них Кирстин. Та стояла у окна, глядя сквозь стекло на дождь. Рей остановился у неё за плечом и сделал глоток.
– Если хочешь, будем пить всю ночь. Говорят, истина на дне бокала – может быть, просветление догонит и нас. И ты сможешь меня понять.
– Я смогу тебя понять, – повторила Кирстин – в её голосе не промелькнуло и тени чувств, – а ты кого-нибудь понимал в своей жизни, Рей? Ты когда-нибудь пытался представить, что чувствует человек рядом с тобой?
Рей молчал. Он чувствовал, что разговор идёт совсем не туда, куда бы он хотел, и подозревал, что что бы он сейчас ни сказал, злость Кирстин станет только сильней.
– Я никого не стал бы так долго ждать, – позволив той выговориться, произнёс он наконец. – Я ни у кого не стал бы просить прощения, Кирстин. Я ни о ком, кроме тебя, не думал бы каждое утро, каждый день, каждый вечер и ночь.
– Правда? Даже о своём самолёте ты не думал так много? – спросила Кирстин, разворачиваясь к нему лицом.
Рей дёрнулся, будто его ударили по щеке, и отступил назад.
Стиснул зубы и какое-то время смотрел на неё молча.
– Ты так ставишь вопрос… А если бы тебя заставили выбирать между твоей лепкой и мной?
– Я сделала выбор, Рей. Я не стала возвращаться в Эдинбург.
Рей скрипнул зубами, с неудовольствием отмечая, что Кирстин сегодня в ударе – и спорить с ней бестолку.
Та тоже замолкла, чувствуя, что ещё слово – и её понесёт. На самом деле Кирстин не видела смысла говорить ни о чём. Она давно поняла, что говорить с теми, кто её похитил, смысла нет.