–Тренера надо менять, – морщился Дэн, которому поражение любимой команды испортило немало крови.

–Да их всех менять надо, – заключил Фунтиков и с остервением голодного волка откусил полкотлеты.

–Стас, приходи завтра. Собираемся у меня. Родаки на юбилей шефа сваливают, вернуться не раньше часа, – подал голос Жандарев, первым разделавшись с обедом.

–Угу, – коротко согласился Стас, опустив глаза в стакан с компотом.

–Он сегодня не в себе, походу, – прокомментировал Дэн. – Какой-то рассеянный…

–С улицы Бассейной, – захихикал Жандарев.

–Жандарм, ты все стишки помнишь? – спросил Стас, которому надоело быть предметом насмешек.

–Какие стишки? – наморщил лоб Жандарев.

–К примеру, Бориса Заходера:

Стрекочет сорока, стрекочет -

Никто ее слушать не хочет:

Ведь в том, что болтает сорока,

Нет никакого прока!

Прочитав стишок, Стас легонько шлепнул вилкой по макушке Жандарева. Парни так громко рассмеялись, что Эрна Витальевна решительным шагом направилась в их сторону, но они оказались проворнее – быстренько убрали подносы с посудой и выбежали из столовой.

2

Последние дни октября удивляли почти летним теплом. Сумасшедшее солнце золотило оставшуюся листву на деревьях, сверкало веселыми бликами, согревало и томило душу, будто хотело оставить добрую память о себе на всю долгую зиму.

Дача Борзуновых была готова к приходу зимы. Стас только что закончил сгребать опавшие листья в большую кучу, которую они с отцом собирались сжечь.

Он сел на теплую скамейку, огляделся и вздохнул, довольный проделанной работой. Слушая задорный птичий пересвист, доносившийся из поредевших крон яблонь и слив, Стас старался гнать мысли о Нике.

Прошел месяц, как она появилась в их классе. Этот месяц Стас приравнял бы к году жизни – столько событий и переживаний он вместил в себя, что и за год, пожалуй, в прежние времена, не набралось бы половины.

Каждое утро он с замиранием сердца входил в фойе школы, искал взглядом Нику и, если видел ее возле зеркала, расчесывающую свои золотистые волосы, испытывал сложное чувство радости и боли.

Он радовался тому, что на свете живет эта девочка, зеленые глаза которой излучают волшебный свет. Радовался, что учится в одном с ней классе и может видеть ее в течение шести часов, пока идут занятия. Но боль… Она мешала свободно дышать, пронизывая юношу от макушки до пят. Каждое движение и слово, каждый взгляд Ники причиняли ему невыносимые страдания.

Роман Александрович, отец Стаса, поднес зажигалку к куче сухих листьев, и запах дыма приятно защекотал ноздри. Стас втянул в себя знакомый с детства воздух, пропитанный дымом костра, романтикой походов, счастьем беззаботного времени, когда не существовало этой боли, от которой нет спасения.

–Пап, можно тебя спросить? – неожиданно для самого себя сказал Стас.

–Валяй, сынок! – бодро разрешил Роман Александрович, подгребая листья к костру.

–Э-э… Я хотел сказать… А! Теперь уже не важно.

Роман Александрович внимательно посмотрел на сына, крякнул, поднимаясь с корточек, еще раз подправил что-то в полыхающем костре и подошел к скамейке.

–Поговорим?

Стас пожал плечами и слегка подвинулся, как бы предлагая отцу присесть рядом.

–У тебя неприятности в школе? – спросил Роман Александрович, закуривая и выдыхая первую струю дыма подальше от Стаса.

–Да как тебе сказать, – неопределенно ответил сын, – можно и так сформулировать.

–Сформулировать, значит, – усмехнулся отец. – А если я уже догадался? Можно озвучить?

–Валяй, – в тон ему ответил Стас.

–Ты влюбился, и теперь не знаешь, что с этим делать. Угадал?

–Почти, – покраснел Стас и опустил голову.

Роман Александрович помолчал, искоса посмотрел на суровый профиль сына, тяжело вздохнул.

–Сочувствую. Со мной было то же самое. В восьмом классе. Она не замечала моих терзаний. Но даже если заметила, легче бы мне не стало. Этим надо переболеть.

–Спасибо. Успокоил, – с легким сарказмом изрек Стас, не глядя на отца.

–У тебя все сложнее? – допытывался отец, стараясь не нарушать доверительную атмосферу.

–Нет повести печальнее на свете, – хрипло произнес Стас с кривой улыбкой. – Ладно, па. Закроем эту душещипательную тему. И так все ясно.

–Погоди, Стасик. Ничего не ясно. Ты хочешь, чтобы я снова терзал себя, как тогда, в восьмом классе? Но уже мыслями о тебе? Сжалься над моими сединами.

–Ну, во-первых, седин у тебя пока не наблюдается… А базарить на эту тему как-то… не по-мужски, что ли.

–Понимаю, – не сразу продолжил разговор отец. – Прости, что лезу

в душу… Но ведь я у тебя один отец. И ты у меня один сын. Другого не дано. К кому тебе идти с вопросами? К другу? Что он может посоветовать, твой ровесник? И учти, бывают случаи, когда в одну влюбляются оба друга.