К крепости мы подъезжаем через полчаса и, выйдя из кареты, я против своей воли улыбаюсь – с неба вновь валит снег. Праздничное древо, установленное перед темным монолитом здания, горит и переливается разноцветными огнями. Я не могу сдержаться от соблазна – минуя колючее создание, протягиваю руку и касаюсь дрожащей присыпанной снегом и мишурой ветви. “Пусть все будет хорошо” – мое постоянное желание с пятнадцати лет. Но, кажется, именно сейчас я впервые в жизни в него верю.

Дежурство проходит стандартно. Вальтц, заступивший вместо Риндана приветливо здоровается. Я отвечаю тем же, замечая, что неприязнь к светловолосому мужчине прошла. Не спеша сбрасываю шубу, долго прихорашиваюсь перед зеркалом и, наконец, достаю планшет.

– Как выходной? – заводит светский разговор инквизитор.

Я пожимаю плечами:

– Как обычно. А у вас?

– Так же. Никак не могу привыкнуть к размеренной жизни провинции.

– А где раньше работали?

– В столице, в институте пристального дознания.

Столица… тогда всё ясно.

– У нас здесь мало приезжих, – объясняю, – развлечений почти нет, молодежь уезжает в большие города. К тому же, пустоши Шарры близко.

Мужчина деловито кивает:

– Изучал, да. Сложно у вас.

Мы некоторое время сидим в ожидании, пока закипит чайник. Наконец Вальтц вновь подает голос:

– До дня Отца чуть больше недели. Дежурных уже выставили?

– Да, тянули жребий.

– Надеюсь, вам не выпала столь печальная участь?

Я усмехаюсь:

– Я дежурила в прошлый раз. В этом году меня даже не включали в лотерею.

– Отправитесь к родственникам?

– Да, а вы?

– Навещу детей. Бывшая жена наконец-то не против.

Чайник закипает, оглашая тишину дежурной комнаты мелодичным свистом и я тянусь за заваркой:

– Я сделаю чай.

Я долго вожусь с заваркой, но результат того стоит: темную терпкую жидкость пить приятно. Даже Вальтц, сделав глоток, одобряет:

– Вкусно!

Прячась за чашкой, я наконец-то решаюсь задать интересующий меня вопрос:

– Вы с Максвеллом раньше работали?

– Скорее, пересекались, – морщится инквизитор, – в некоторых делах. Мир одаренных тесен, как вы знаете…

Я молчаливо соглашаюсь.

– Если посудить, я знаю почти всех инквизиторов центральной и северной провинций, – продолжает мужчина, – частые поездки не прошли даром для моей записной книжки: она совсем распухла от новых контактов.

– Вы были заняты разъездной работой?

– Я бы консультирующим инквизитором, – улыбается он, – мне на месте не сиделось. Собственно, за это и поплатился.

Я понимаю, о чем он говорит и в свете новой информации фраза о детях начинает отливать горечью.

– У вас сколько детей?

– Двое, – он отставляет чашку, – мальчики. Старшему почти восемь, младшему – пять.

– Инициация уже была? – уточняю я.

– Да. Два года назад. Старший инквизитор говорит, до пятого уровня дотянет, а там – как захочет.

Однако! Пятый уровень после инициации – это сильно. Я настолько впечатлена, что выражаю восхищение и улыбаюсь, видя, как расправляются плечи мужчины.

Наш разговор прерывает резкий звонок вызова и мне приходится отставить чашку и проследовать в коридор вслед за Вальтцем.

Ничего нового – очередное убийство на улице. Я тщательно допрашиваю обвиняемого – оборванца-юношу, параллельно занося полученные данные в планшет. Долго впитываю букет эмоций: в этот раз преступник в состоянии алкогольного опьянения, что обычно здорово усложняет нашу работу. Вальтц даже несколько раз посылает эмоциональные сигналы, прося перепроверить тот или иной вопрос и, когда убийцу выводят через дверь, инквизитор появляется из-за завесы отрицания, вытирая лоб.

– Простите, мисс Локуэл. Я все никак не привыкну к пьяным.

Я улыбаюсь:

– А пора бы. У нас таких – каждый второй.

Остаток дежурства проходит спокойно – ещё два вызова оказываются ложными. В первом – подавальщица, которую заподозрили в воровстве кошелька у богатого клиента. Девица оказывается бойкой, но до одури честной – мне даже говорить ничего не приходится: информация сыпется на неё сама. А вот с вторым приходится повозиться – молчаливый парень не желает исторгать из себя ни слова, но, когда мне удается его разговорить, выясняется, что он прикрывает своего брата, совершившего акт самозащиты. Выписав повестку, я вручаю её секретарю для дальнейшей передачи и выхожу из комнаты, слыша за спиной характерный звук открывающегося телепорта.

Вальтц уже ждет меня в дежурной – недовольный и смущенный.

– Никак не могу привыкнуть к телепортам, – жалуется он.

Я развожу руками:

– Таков протокол.

Чай уже остыл и нам ничего не остается, как заварить новый. Мужчина хлопочет над заваркой, а я дописываю в планшете неучтенное. Бюрократию я не люблю, поэтому стремлюсь сразу сделать максимум. Вальтц не прерывает мою сосредоточенность – лишь под утро, когда я заканчиваю писанину, мы заводим ничего не значащий разговор. Перебрасываемся ленивыми фразами и погоде и отпуске, коротаем время и даже не замечаем, как часовая стрелка на циферблате пересекает восьмерку.