– Уже не пригодятся!

– Одна целая, – сощурился Семен. – На боку лежит – только и всего. Даже панораму не повредило!

Крайнев смотрел на него вопросительно.

– На опушке есть передки, а у нас – два коня! – продолжил Семен. – Упряжь по штату…

– Ехать по дороге… – нерешительно произнес Крайнев. – Вдруг опять патруль?

– Отобьемся! – махнул рукой Семен. – Оружия здесь – вагон! Можно даже пулемет сыскать…

Отговаривать его было бесполезно, и Крайнев сдался. Вдвоем они поставили пушку на колеса (пришлось поддеть оглоблями), прицепили к передку и запрягли коней. Затем бросили седла на передок и примостились сами. Пулемет они и в самом деле нашли, даже два, но оба оказались разбитыми. Крайнев подобрал несколько винтовок, зарядил (патроны он прихватил в Рулинке) и сложил в ногах. Семен управлял парой, а Крайнев сидел рядом, напряженно поглядывая по сторонам.

– Похоронить бы солдат! – сказал Крайнев, когда они отправились в обратный путь. – По-человечески…

– Завтра приведем деревню! – пообещал Семен. – Вдвоем за неделю не справиться…

В Долгий Мох они вернулись затемно. Никто не встретился им на пути, но Семен побоялся тащить пушку к дому. Поэтому вначале долго искали место в лесу: чтоб недалеко, но укромно, потом маскировали орудие. Топора не было, идти за ним в деревню Семен поленился; рубили ветки саперной лопаткой, найденной в передке. Веток понадобилось много. Потом повели коней на лужок у деревни, где Семен расседлал их, спутал и оставил пастись. В дом ввалились уже совсем без сил. Оба отказались от ужина. Составили винтовки в углу, выпили по кружке молока и повались спать. Семен – на печке, а Крайневу постелили на той самой лавке, где он сидел за обедом. Матрас был набит сеном, мягким и душистым. Крайнев как упал на него, так сразу и уснул.

…Проснулся он от тишины. В его городскую квартиру, несмотря на двойные стеклопакеты, всегда доносился уличный шум. Как всякий городской житель, Крайнев привык к нему. Сейчас в доме стояла полная тишина. Свет полной луны, вливаясь в окошко, наполнял избу холодным мерцанием, делая все нереальным: стол, лавку, печь в дальнем углу, висящие на шестке у печи рушники… Крайнев не сразу понял, где это он, а вспомнив, резко сел на постели. Это был не сон. Он явственно ощущал под умявшимся матрасом твердую лавку, пахло сеном и – от стоявших в углу винтовок – оружейным маслом и сгоревшим порохом. Он спустил ноги вниз. Половицы были твердыми и холодными. Крайнев сунул ноги в сапоги, взял со стола офицерскую сумку Брагина. Помедлив, прихватил давешний карабин обозника – в этот раз магазин его был полон. Тихо скинув крюк с двери, он вышел во двор и сел на лавочку у крыльца. Карабин примостил между ног. Хотелось курить – до звона в ушах. К табаку Крайнев приобщился поздно, уже в воинской части – до этого бабушка запрещала, а ослушаться было стыдно. Сняв погоны, он решительно отказался и от курева, даже дыма табачного не переносил, но сейчас тянуло так, что сил не было! Крайнев заерзал на лавочке и вдруг услышал тихие шаги в сенях. Скрипнула дверь, и во двор вышел Семен. Он был в одной рубахе и бос.

– Что вспоролся? – спросил, присаживаясь рядом.

– Не спится.

– Мне тоже, – вздохнул Семен. – Всем вчера хватило… Человека убить – не кабанчика зарезать, да и кабанчика по первости муторно. Дочка трусится… Говорил ей: «Не ходи!» Нет… «Именины у тетки, как не поздравить?!» Вот и поздравила… С другой стороны, родни у нее – только я да тетка…

– Почему? – спросил Крайнев. Спрашивать было не деликатно, но он чувствовал – можно.

– Была у меня семья, – заговорил Семен, доставая кисет и сворачивая цигарку. – Жена, детей четверо… Жена на десять лет моложе. Я пока воевал, а потом в плену горбатился, сверстники поженились, детей завели. Вернулся старый уже, под тридцать – девки только смеются, хоть вдову какую ищи. А тут Дуня… Шестнадцать лет, одна дочка у родителей, не хотели за меня отдавать – только крик стоял! Потому в Долгий Мох переехали, не дали бы там жить…

Крайнев так жадно глядел на цигарку в руках Семена, что тот почувствовал его взгляд и молча отдал. Себе свернул другую. Чиркнул спичкой. Крайнев блаженно затянулся ароматной махрой и с наслаждением выдохнул дым.

– Вот… – продолжил Семен, в свою очередь выпуская дым. – Все было ладно, а тут менингит… Настя в Городе жила, школу заканчивала, поэтому не заразилась, а Дуня за детьми ходила… Она и трое детей, один за другим… В деревне тогда много народу умерло, но ни у кого столько, как у меня…

Крайнев скосил глаз и увидел на небритой щеке Семена мокрую дорожку. «Антибиотиков у них еще нет, – вспомнил он, – а без них менингит – смерть… Как и туберкулез, воспаление легких, дизентерия… Каменный век!»

– Что теперь будет, Ефимович? – спросил Семен, бросая потухшую цигарку. – В ту войну мы германца дальше Сморгони не пустили, но Ленин ему в восемнадцатом полстраны отдал. Сейчас немец под Смоленском…

– Наполеон и в Москве был…

– Думаешь, будет, как с Наполеоном?

– Будет!

– Но пока обратно погонят, горя хлебнем, – заключил Семен. – Мыла нет, соль, спички и керосин кончаются… Хоть бы немец не трогал. В германскую он не особо…

– Так то в германскую! – сказал Крайнев, вставая.

– Ты куда?

– Пройдусь!

– Иди! – согласился Семен. – Все равно никого вокруг. Немец по ночам не воюет…

Крайнев вышел за ворота и зашагал по пыльной дороге. Сапоги вязли в мягком песке, босые ноги болтались внутри, идти было неудобно. Но он упрямо шагал вперед. Подойдя к кладбищу, где вчера хоронили убитых, он бросил взгляд – свежий могильный холмик явственно темнел посреди залитой лунным светом поляны. Крайнев пошел дальше, больше всего опасаясь заплутать в ночном лесу. Не заплутал. Это был тот же поворот, тот куст лещины, за которым он стоял менее суток назад. Крайнев нашел место, где очутился в самом начале, поправил поудобнее ремень карабина на плече. Вздохнул. И запахло прелью…

Он лежал на любимом диване в своей квартире. Горела люстра, работал включенный телевизор. На больших стенных часах было 22.13. Примерно столько же, как когда он провалился. Крайнев поморщился – ложе карабина жестко упиралось в спину – и встал. Сапоги громыхнули о ламинат. Он стащил их и швырнул в угол. Затем отнес туда же карабин и сумку. И только после этого, внутренне сжимаясь, взял в руки электронные часы со столика. День был тот же. Он поочередно проверил числа на карманном компьютере, затем на большом, дождался упоминания даты в сводке телевизионных новостей. Они совпали. В августе 1941-го он провел часов двадцать, но в квартире отсутствовал несколько минут. Или один миг…