Индивидуальный террор и неповиновение… враги Российской Империи выли от восторга, получив такой козырь. Немногим лучше вели себя друзья, газеты Франции разразились серией язвительных статей, а войдя в раж, переключились на родного императора — благо, поводов тот давал предостаточно.

Отголоски Рождественского бунта докатились до иных губерний империи. Центральная, лапотная Россия, помимо отказа ехать на Кавказ переселенцами, подняла вопрос о земле. Платить завышенную цену не хотелось, тем паче и логика у землепашцев железная.

— Выплатили! Многократно выплатили, пока горбились на бар, — говорили крестьянские представители с просветлёнными лицами мучеников, простившихся с родными, как перед неминуемой смертью, — хватит! Веками мы землицу пахали, но терпели, пока баре землю ту сторожили от врагов. А ныне? Мы пашем, мы охраняем… баре что делают!?

Далее следовали слова, что у многих отцы и деды были лично свободными, пока царица не отдала их предков в крепость любовнику. Много говорили о том, что есть баре стародавние, держащие землю от века. Отвоевали у татар, да привели на свою землю крестьян. Ежели они и саблю держать не разучились, то и дальше имеют право землицей владеть. Прочим дворянским семьям предлагалось отойти в сторонку и не гневить Господа.

Выступления крестьян после освобождения 1861 года, свежи в памяти дворян. Помнили они и о том, что подчас приходилось прибегать к помощи артиллерии и что солдаты не раз и не два отказывались стрелять в восставших. Повторения не хотелось, но по всему выходило, что начинается новый виток противостояния Народа против Власти.

— Чем же всё это закончится? — Прошептал еле слышно Алекс, отложив газету, — неужто войной против народа?

— Войной и закончится, — тоном записного пессимиста сказал Келли, — не тот сейчас случай, что с откупами, Александр не пойдёт на попятную.

— Ой ли? — Возразил Фокадан, — вспомни винные откупа[2] — войсками подавляли народ, громивший откупщиков! А всё одно на попятную пришлось пойти.

— Земля совсем другое, — возразил секретарь, — винные откупа сами дворяне считали делом постыдным и безнравственным, хотя и сами в том участвовали. Землю же они своей собственностью считают, священной и неотъемлемой. Не уступили же при освобождении крепостных? И сейчас не уступят. Программы переселенческие пересмотрят, сделав их более гибкими, ещё что… но землю не отдадут.

— Боюсь, что ты прав, — нехотя согласился консул, — но всё же хочется надеяться… Александру не надо много делать, достаточно просто заставить работать судебную систему, убрав касту сиятельных воров.

— С собственных родственников начать придётся, — ядовито сказал Риан, — не пойдёт он на это.

— Знаю… — Алекс встал со стула и подошёл к окну, за которым кружил мокрый питерский снег, ложившийся на камни и сразу таявший, — не может он не понимать, что вся эта сиятельная свора только дискредитирует саму идея царской власти? Даже на Кавказе бунты начались оттого, что ставленники Великих Князей заигрались, как и сами князья. Начав со спекуляции земельными участками, закончили наживой на деньгах, выделяемых как русским, так и горским переселенцам. А всего-то и надо было, что укоротить на голову парочку вельмож. Сразу.

— Да хоть в Сибирь сослать, — вздохнул секретарь, — а теперь уже нет, не поймут императора чиновники. Они уже привыкли играть по определённым правилам, не захотят менять их — не в свою пользу-то.

— Я всё-таки надеюсь, что с землёй что-нибудь да решат в пользу крестьян. Насколько могущественны откупщики с их капиталами, а в итоге пришлось императору прислушаться к воле народа. Может, это будет другой император…

Обеды с Романовыми проходили в удивительно приятной атмосфере — сказывалось воспитание и известное фамильное обаяние. Какими бы людьми они ни были, но при личном общении производили самое положительно впечатление. Поскольку разговоры о политике в присутствии Фокадана запрещены Александром, темы для общения самые легкомысленные.

За столом почти всегда собирается очень много народа — помимо Романовых и приглашённых гостей, присутствует большое количество свитских, для которых посещение обеда у царственной семьи — служебный долг.

— Непривычно видеть столько народа за столом? — Поинтересовался у попаданца Николай Николаевич-младший[3] не без подтекста.

— Почему же, — с равнодушной вежливостью отозвался тот, — и побольше бывало.

— Он когда женился, так весь город на свадьбу пригласил! — Хохотнул Алексей Александрович Романов, командующий Морским Гвардейским Экипажем, — и всех напоил-накормил!

Басовито гудя, Великий Князь, ещё не получивший прозвище Семь пудов августейшего мяса (но находившийся на верном пути), начал увлечённо рассказывать историю свадьбы Фокадана, не стесняясь привирать.

Человек светский и не слишком умный, он не блистал познаниями в военно-морском деле, несмотря на все попытки наставников. Личная храбрость, вроде как проявленная в недавней войне с Англией, да происхождение — вот, пожалуй, и все его достоинства.

Не желая ссориться, Алекс слегка пожал плечами и улыбнулся Николай Николаевичу. Дескать, я и рад был бы попикироваться[4] с умным человеком, но сами понимаете… Князь, ещё безусый молодой человек, вяло улыбнулся, но кивнул. Ну и слава богу, удалось избежать недоброжелателя на ровном месте.