— Что же? — спросил граф. — Что выскажете, господин де Маликорн?

— Граф, — отвечал Маликорн, — это лошадь меклепбургской породы. Когда я смотрел, хорошо ли пристегнут мундштук, я заметил, что ей седьмой год.

В этом возрасте лошадь следует готовить к войне. Легка в поводу. Говорят, что лошадь с плоской головой никогда не бывает тугоуздой. Холка низковата. Круп заставляет меня сомневаться в чистоте немецкой породы. В ней должна быть английская кровь. Бабки прямые, но на рыси она засекает ноги. Обратите внимание на ковку: при вольтах и перемене ног — мягка.

Вообще ею легко управлять.

— Хорошее суждение, господин де Маликорн, — заметил граф. — Вы знаток. — Потом, повернувшись к нему, добавил:

— У вас прекрасный костюм.

Вероятно, он сшит не в провинции? С таким вкусом не шьют где-нибудь в Туре или Орлеане.

— Нет, господин граф, это действительно парижский костюм.

— Да, я вижу. Но вернемся к делу. Итак, Маникан хочет назначения еще одной фрейлины?

— Вы прочли, что он вам пишет, господин граф.

— А первая кто?

Маликорн почувствовал, что краснеет.

— Очаровательная девушка, граф, — быстро ответил он. — Ора де Монтале.

— А! Вы ее знаете?

— Да, она моя невеста или почти…

— Тогда дело другого рода… Поздравляю, — усмехнулся де Гиш.

У него на языке вертелась шутка в стиле придворных, но слово «невеста» напомнило ему об уважении к женщинам.

— А для кого второй патент? — спросил де Гиш. — Не для невесты ли Маникана? В таком случае мне ее жаль, бедняжку. Плохой будет у нее муж.

— Нет, граф… Второй патент для мадемуазель де Л а Бом Леблан де Лавальер.

— Не знаю ее.

— Да, господин граф, ее мало знают в свете, — сказал Маликорн с улыбкой.

— Хорошо, я поговорю с принцем. Кстати, она дворянка?

— Да, из очень хорошего рода и фрейлина вдовствующей герцогини.

— Отлично. Не угодно ли проехать со мной к герцогу?

— Если вы мне окажете такую честь, охотно.

Смяв письмо Маникана, де Гиш сунул его в карман.

— Граф, — застенчиво сказал Маликорн, — мне кажется, вы прочли не все.

— Разве не все?

— Да, в конверте лежало два письма.

Граф снова открыл конверт.

— А, — протянул он, — верно.

И он развернул непрочитанную записку.

— Я так и думал! Еще просьба о месте при дворе герцога Орлеанского.

Ах, этот Маникан ненасытен! Злодей, он, должно быть, торгует должностями?

— Нет, господин граф, он хочет сделать подарок.

— Кому?

— Мне, граф.

— Почему вы мне не сказали этого сразу, господин де Мовезкорн?

— Маликорн.

— Простите, меня вечно путает латынь: ужасная привычка к этимологии.

И зачем, черт побери, заставляют дворян учиться латыни. Mala — mauvaise 15 — дурная. Маликорн и Мовезкорн — выходит одно и тоже. Вы извините меня, господин де Маликорн.

— Ваша доброта меня трогает, сударь, и в то же время дает повод сообщить об одном обстоятельстве.

— О каком же?

— Я не дворянин. У меня есть сердце, немного ума, но мое имя Маликорн, без частицы «де».

— О, — воскликнул де Гиш, глядя в лукавое лицо своего собеседника, вы, право, очень приятный человек. Ваше лицо мне нравится, господин Маликорн, и, вероятно, вы полны достоинств, раз этот эгоист Маникан полюбил вас. Скажите откровенно: вы не святой, спустившийся на землю?

— Почему?

— Черт побери! Потому что Маникан делает вам подарки. Вы ведь сказали, что он желает в виде дара доставить вам место при дворе принца?

— Извините, господин граф, если я получу место, то не Маникан достанет мне его, а вы.

— И потом, может быть, он не совсем даром согласился хлопотать за вас?

— Господин граф…

— Постойте, в Орлеане живет некий Маликорн, — ну да, конечно, который ссужает деньгами принца Конде.

— Насколько мне известно, это мой отец.

— Ага! У принца — отец, у ненасытного де Маникана — сын. Сударь, берегитесь, я его знаю: черт побери, он обглодает вас до костей.

— Только я даю взаймы без процентов, господин граф, — с улыбкой заметил Маликорн.

— Я же говорил, что вы святой или нечто в этом роде, господин Маликорн. Вы получите место, или я не де Гиш.