Не знаю почему, но я самых малых лет сильно любил отца. «Сильно – сильнушки», как мы с ним говорили друг другу, когда я был маленьким. Конечно же, я любил и маму, и бабушку, и брата любил и люблю, но почему-то к отцу эмоционально и энергетически был сильнее привязан. Для меня это был самый сильный и красивый человек на земле, причем силой настоящего мужчины, силы духа и душевной красотой. Человек он был простой во всех жизненных взглядах, но сохраняя при этом всегда и в любом состоянии житейскую мудрость. Вот пример его сильного, мужественного характера: когда я был маленький, года два-три примерно, отец белил комнату. Просто на стуле он не мог дотянуться до потолка, поэтому поставил стульчик на стол. Конструкция была довольно шаткая, и он упал с нее и разрезал сильно руку об батарею отопления при падении. В этот момент забежал я в комнату. Отец сдержал свои эмоции, чтобы не испугать меня. Я же видя что, не смотря на шум, все в порядке подбежал к расплескавшемуся на полу известковому раствору и весело начал по нему шлепать. Вот какой у папы был сильный мужской характер, что он смог удержаться от боли, не показывая никаких эмоций маленькому ребенку. Он всегда притягивал к себе людей своей душевной добротой, притягивал добрых людей. Он работал физически с ранних лет и был развит физически очень сильно. Он и в пятьдесят лет мог хорошо за себя постоять, а по молодости вообще в карман за словом и делом не лазил. Подраться был мастер и по молодости даже любил это дело, сам на рожон не лез, но и задиристых успокаивал сразу и вовремя. По описанию чем то похож на «Дрона» у Льва Толстого, из «Война и мир», такие люди становятся сильными в двадцать и до шестидесяти сохраняют силу, а дальше резко теряют силы и умирают. Так же и с моим отцом примерно и произошло. Ростом он был 168 см. Большие, мощные руки и толстые, сильные пальцы. До сорока лет даже жиринки особо не было, хотя сам был не худой по телосложению, с развитыми мышцами. До шестидесяти лет, пожимая ему руку, я как будто попадал в «железные тески» и ощущал действительно крепкое мужское рукопожатие. По психотипу это был яркий холерик почти во всех делах. Работы не боялся никакой, скорее она его боялась. Так вот, родился он в деревне «Заринская» в Алтайском крае 20 марта 1955 года. Отец его был Пузырев Ефим Романович (05.12.1915-19.03.1987), мама – Долгова Елизавета Алексеевна (04.10.1915-09.03.1981) (оба уроженцы деревни Борисово Алтайского края) четыре сестры (Екатерина, Валентина, Любовь, Ольга) и два брата (Тимофей и Владимир), он был самым младшим. Брата Владимира Геннадий не застал почти, тот утонул в 8-9 лет, затащило в воронку в реке, когда купался (после этого рассказа я в малолетнем возрасте сначала стал бояться любых воронок, пока отец не сказал мне, что в наших речках таких крупных не бывает, и я перестал бояться, и стал спокойнее плавать и переплывать речки). Старшего брата убили, когда моему отцу уже было двадцать с небольшим, а дальше при моем появлении уже на свет у него оставалось четыре сестры и родители, которых смерь старшего сына сильно подкосила. Баба Лиза, по рассказам, была потрясающим человеком, она никогда ни на кого не кричала, а всегда говорила спокойно, но так, что ее все слушались. Не смотря на вспыльчивый по молодости нрав отца, бабушка всегда могла во время успокоить его, а он в свою очередь всегда ее слушался. Помню, я говорил родителям в детском возрасте, что помню бабу Лизу, даже описывал ситуацию, как она приехала к нам в гости и была в зеленом платье. Родители не верили, потому что мне тогда было около года и я физически не мог бы такого запомнить, хотя ситуация была действительно такой, как я ее описывал. Сейчас конечно я уже не знаю, действительно я помнил это, может это просто детское воображение с рассказами заставили меня в это поверить, не знаю, в общем, много времени прошло для памяти.

Дед, Ефим Романович, до шестидесяти лет еще «склепку» на турнике крутил, гирю 32 кг тягал и был всегда собранным. Он был хорошим охотником и даже в военное и после военное время всегда ходил с ружьем и мог настрелять дичи, наловить рыбы и кормил нормально семью из нескольких человек. Стрелять умел метко, на в скид ружья стрелял в зайцев и дичь, также пригодилось и на войне. Войну он повоевал с японцами, тогда они жили на Дальнем Востоке в Амурской области и он умудрялся на лыжах ночью сбегать к своим в деревню, настрелять по пути дичи, а также часть своего пойка притащить жене с детьми (тогда уже были Екатерина, Валентина и Тимофей), а потом бежал на лыжах обратно в часть и воевал с японцами. Про войну рассказывал, как их учили отражать японских самураев, которые часто били первым ударом двумя пальцами в глаза и чем застали в первое время врасплох русских военных, но их уже обучали ставить ладонь на нос, чтобы ребром ладони отражать удар противника. Умел играть на балалайке и гармони, так что в семье не скучали и ни голодали. У него также было хобби делать опасные бритвы, ножи, которые дома у него всегда были наточены, как бритва, а также пилы, топоры были наточены до такого же состояния, что ими можно было побриться, как говорил мой папа. Дед был немного краснодеревщиком, хорошим плотником, даже в совхозе. За несколько лет до смерти он так же построил своими руками хорошую, просторную баню из деревянного бруса, в которой меня посчастливилось попариться. За домом стоял турник, к которому иногда прицеплялись самодельные, навесные, деревянные качели для любимых внучат. Каким-то из вышеперечисленных выше навыкам он наверняка научился когда, переехав снова в Сибирь с Дальнего Востока, ради того, чтобы прокормить семью в послевоенное трудное время, был пойман за присвоение двух мешков совхозной муки, и отправлен на пару лет строить «Запсиб» (Западносибирский металлургический комбинат был построен в сталинские годы руками осужденных) в Кемеровской области, куда лет через тридцать по воле рока переехал его младший сын и мой отец, Пузырев Геннадий Ефимович. Ефим Романович руками своими многое умел делать, но с техникой был (по рассказам отца) как говорят «на вы», наверное, потому что поздно учился, не могу сказать точно. У него был мотоцикл, но он на нем редко ездил, наверное, поэтому данным навыкам с детства научился мой отец, которого дед заставлял уже по малолетству, лет с 12 возить его. Иногда и не специально, однажды они ехали с моим папой с покоса, за рулем был дедушка. Вдруг он резко притормозил и с криком и матами начал снимать быстро мотоциклетный шлем. Оказалось, ему прямо внутрь шлема залетел шершень и ужалил его. Пришлось отцу вести деда домой за рулем мотоцикла, по его рассказам было нелегко, дед весил больше 90 кг, да еще с болью от укуса с трудом сидел ровно, на что отцу приходилось делать аккуратные замечания, что свалимся, и в итоге он справился. По этому, наверное, у отца была любовь к технике с детства, и он стал водителем-профессионалом, а также все свободное время в жизни проводил в гаражах, ремонтируя технику, крутя гайки. Он проработал много лет водителем «Белаза» 110 тонника, а там, на ремонте кувалдой махать приходилось ему очень хорошо. Ключ 32 на 34 в его руках легко крутился, да и гайки сорвать его часто просили из-за сильных кистей рук, опыта и сноровки. Он не был «костоправом», да и с коммерческой точки зрения к ремонту автомобилей не сильно подходил, он скорее из-за хобби к этому относился и «нехотя» подрабатывал с друзьями-знакомыми, которые этим делом серьезно занимались. Так что он всю жизнь занимался физическим трудом и был здоровым и сильным, про него при жизни и после даже говорили: «машина».

Первую личную машину отец купил себе когда мне было пять лет (значит ему около 30 было), это был «Москвич 401», копия той, на которой ездил Штирлиц в «Семнадцать мгновений весны». Его так во дворе и называли у нас – «Штирлиц». Отец же его называл «Буяном», за его строптивый характер и мощь. Это действительно была очень мощная и проходимая машина, она проезжала даже там, где могли проехать уже только трактора. Отец очень любил ее (машину) за это и не хотел менять ее на более современную и новую машину долгое время, потому что он любил чинить ее и днями мог разбирать и перебирать ее. Продал он ее уже когда мне было лет двенадцать и я помню просил его не делать этого, а подождать еще несколько лет и продать дорого, но он если что то решил, то делал. Продал он ее где-то за пятьсот рублей, тогда, кажется тысячи и миллионы были. В это же время мы купили маме кожаную куртку за триста пятьдесят тысяч, и я говорил отцу: «вот видишь, машину на куртку променяли» и посмеивался по малолетней своей глупости. Позже родители купили «Волгу» 3102. Это уже была большая семейная машина. Когда мне было 17-18 лет и я жил тогда в Новосибирске, отец купил себе «Nissan Sherri». Когда мне было около 30 лет, он купил себе новенькую Reno Logan, и это была уже его последняя машина. С каждой машиной было много историй и отдельно взятые можно тоже вкратце рассказать.

С первой машиной, с «Москвичом-401» была неприятная история, которая запомнилась мне, как моя ошибка, которую хотелось бы исправить, но уже нельзя. Мы в очередной раз возвращались с дачи на машине, были: папа, я, мама и брат. Я сидел на переднем сидении рядом с папой, в очках-лисичках, которые тогда были модные и которые я купил, когда родители меня отправляли в детский лагерь «Уголек» в Крыму. Данный автомобиль быстро не ездил, когда он разгонялся больше 60 км/час, то начинал дребезжать, когда 70 км/час еще и гудеть и становилось не по себе, а когда 80 км/час было уже просто страшно. Так вот в тот день отец разогнал как раз до 80 км/час чтобы мы почувствовали адреналин и попросили его не гнать и просто повеселились. Так все и было, пока мы не наехали на кочку и в этот момент передний бампер оторвался, а он был не как у современных машин из одной створки, а как бабочка, из двух раскладных частей поперек машины, лежащих на двигателе и остальных частей машины. Так вот он оторвался и как в замедленном фильме, сначала закрыл собой лобовое стекло, в этот момент отец плавно, но интенсивно притормаживал, а потом взлетел и махая как будто крыльями пролетел высоко в обратном направлении метров на 30 от машины и, Слава Богу, тогда в том направлении было слабое движение, маленький поток, если так можно его вообще назвать, автомобилей и мы никого не задели и не стали причиной аварии. В этот самый момент пацаны со двора купались и отдыхали у озера и все увидели, а потом еще детально рассказали мне, как все было со стороны. Так вот когда мы становились, я снял очки и смотря в зеркало заднего вида, увидел как бампер тащат хохоча ребята нашего двора. Отец вышел к ним на встречу, а я так и остался сидеть на месте, мне почему-то было так стыдно за всю эту ситуацию с собой и с машиной, что я не мог шевелиться и готов был сквозь землю провалиться, глядя как подшучивают ребята. Да и старший брат не вышел на помощь отцу, даже когда мама сказала нам об этом. Конечно, они и сами справились неплохо, вместе с папой установив бампер на место, но я только потом осознал, как я в сложный момент не помог своему отцу и мне до сих пор стыдно за мой далеко немужественный поступок. Ведь по сути ничего такого страшного не случилось и даже ребята, потом мне рассказывали это и удивлялись, чего это я так стеснялся и стыдился вполне безобидной и простой даже смешной жизненной ситуацией. Я тогда конечно в первую очередь ожидал, что брат пойдет первым на помощь, а когда он не пошел, последовал его примеру, но потом я понял, что это не оправдание, я сам виноват, что в простой ситуации так повел себя по отношении к своему отцу. Конечно никто про эту ситуацию сильно голову не грел ни тогда ни позже, но я после этого случая зарекся, что не буду больше себя так вести в подобной ситуации прежде всего к своему отцу, потому что это прежде всего не уважение самого себя. Кстати на «Москвиче» папа меня начинал учить водить машину уже где-то с семи лет. По проселочной дороге на дачу он давал по прямым дорогам водить мне машину, сначала сажая меня на колени и давая просто крутить рулевое колесо, а потом и доверял уже полностью сидеть на переднем сидении водителя и вести машину самому, держа при этом руку на ручном тормозе. Не смотря на то, что водить меня учили с детства я не легко осваивал вождение автотранспорта даже в будущем, у меня появлялся какой-то страх и я с трудом преодолевал его. Возможно, из-за этого я не стал водителем и свои первую машину купил только в 34 года. До этого свой прерывный и непостоянный стаж вождения я проходил на машинах отца, рабочих машинах и немного на машинах друзей-знакомых.

Вторая машина, «Волга» была недолгое время и самое большее, что мне запомнилось, так это ее размеры и заднее сидение, на котором на кочках приходилось из-за сильных пружин внутри сидения подпрыгивать до потолка. Для отдыха и выезда семьей на природу, которая находилась вокруг Междуреченска в любом направлении – это была хорошая машина. В далекие же поездки на ней отец решался на выезд только в редких случаях из-за технического состояния.

Третья машина пробыла, пожалуй, самое большее время, и отец вообще не хотел с ней расставаться, потому что он ее, можно сказать, сделал заново, вложив денег в нее больше, чем она в итоге стоила. Помню самое ее появление – мне очень понравилось. Тогда были популярные вазовские восьмерки и девятки, а иномарки только начинали появляться у народа, да и то праворукие японки из Дальнего Востока. Nisan Sherri, была леворукой машиной европейской сборки и по форме похожа на вазовскую девятку. Я тогда жил в студенческом общежитии №1 НГТУ и ждал, когда ко мне приедут родители. Когда я спустился помогать забирать вещи, то увидел эту машину, и мне она очень понравилась, я был в восторге и потом рассказывал всем приятелям о ней. Позже, выучившись на права, отец давал мне водить ее и могу сказать, что это была хорошая машина, а поскольку за технической стороной отец следил хорошо и во время всегда ее ремонтировал, то на ней было удобно ездить начинающему водителю. На ней уже родители путешествовали по России, доезжали к маме на малую родину в Башкирию, часто ездили к папиной родне на Алтай, ко мне в Новосибирск и по окружающим областям. Давал ее моим братьям, если им сильно нужно было съездить и привезти что-то. Была хорошая семейная машина, которая в итоге несколько раз по километражу сделала виток вокруг Земли. Отец ни за что бы ее не продал бы, если бы его не уговорили воспользоваться услугой «Трейд-ин» в салоне «Рено» обменяв на выгодных условиях с доплатой в рассрочку без переплаты на Рено Логан, которую ему уже не нужно было ремонтировать самому, а лишь во время заправлять бензином и маслом. Тем более он к тому времени работал водителем аварийной службы в Гор электросети, и с бензином, маслом проблемы не было.

Когда мне было 4-5 лет, мы приехали в очередной раз с отцом к деду в гости в Заринск. У деда был свой дом на несколько комнат с летней кухней и крыльцом, от крыльца шла тропика к забору и калитке, в двух метрах от крыльца стоял уличный умывальник без раковины, то есть можно было омыть руки, ноги и вода стекала на землю, где была под умывальником в дождливую погоду небольшая лужица. Перед отъездом папа постирал и погладил все мои вещи (тогда стиральных машин в деревнях не было), одел меня, надел туфли, почистил их, запачкал немного руку кремом для обуви и спустился с крыльца к умывальнику, чтобы помыть руки. Я же решил, тоже как папа, помыть руки и побежал с крыльца к умывальнику, недавно как раз прошел дождь и земля, точнее глина, была сырой, и я поскользнулся и упал со всего маху своей маленькой попкой как раз в маленькую лужу под умывальником. Отец подхватил меня и шлепнул по попе. Я расплакался, не от шлепка конечно, а просто от ситуации и испуга, как всегда обычно делают в таком случае почти все маленькие дети. И тут произошло то, что запомнилось мне на всю жизнь и стало для меня уроком. Дедушка стоял в это время на крыльце, он вышел нас провожать, и все видел. Он сказал: «Генок, ну-ка иди сюда!» и поманил к себе рукой. Отец с опущенным носом медленно подошел к деду. Дедушка поставил батожок (клюку, ему тогда уже было 70 лет) и сказал: «Ну-ка повернись!». Отец с послушанием повернулся, и дедушка шлепнул его по попе. У меня при наблюдении за происходящим слезы пропали сразу, глаза делались все больше и больше и рот открылся. Дедушка дал понять, что если что, то у меня есть, кому заступиться тогда. Мне же послужило уроком послушания, как нужно любить и уважать родителей. Я и отца полюбил еще сильнее после этого случая, и деда запомнил с уважением на все свою жизнь. Отцу, правда пришлось быстренько еще раз постирать и погладить мне шорты, но зато мы успели во время на поезд и получили моральное воспитание от мудрого дедушки и потом часто вспоминали этот незабываемый эпизод в нашей жизни.

Немного позже этого случая произошел еще один, который также запомнился мне. Только что прошел теплый, летний дождь и выглянуло яркое июльское солнышко. Я играл с ровесниками на улице и мы, как раз были на подъездном крыльце (вход в подъезд был под бетонной крышей, которая держалась на трубе и бетонной плите с другой стороны, а задом опиралась на дом – это стандартный, типовой подъезд во многих хрущевках). Играли в какие-то игры, и я всем говорил, что сейчас приедет мой дедушка – фронтовик (отец поехал встречать его на вокзал, и я ждал их). И вот из угла дома вышли и двинулись к нам на встречу папа и дедушка. Дед Ефим был в пиджаке с медалью (были еще маленькие соединённые и одна большая) и шляпе, медаль на солнце переливалась, и он был необыкновенно красив, меня наполняла гордость, и я всем сказал: «Вот он!» и побежал обнимать и целовать деда. Потом мы пошли домой и там произошел интересный эпизод, который я вспоминаю и в зависимости от возраста все больше понимаю. Мы находились в зале, я и папа были на диване, диван был обыкновенный, двуспальный и в этот момент был разложен. Дедушка сидел за журнальным столиком на деревянном кресле. У меня возникло, помню, непреодолимое желание спровоцировать отца, чтобы дедушка за меня заступился, потому что после того случая у умывальника мне хотелось в живую ощутить поддержку и «одержать победу» над папой. Потому что когда мы с отцом баловались, играли, то он побеждал, и хотелось алаверды. Получилось неожиданно для меня по-другому. Я не знал, как спровоцировать отца на применение, каких либо действий против меня, потому что они вели непринуждённую беседу с дедом. И тут мне пришел в голову план: я начну папу пощекотать, а он станет щекотать меня, а я заплачу, и дедушка заступиться и папа снова получит. То, что я решил заплакать, казалось мне, что взрослые поймут «правильно», мне до этого соседские девочки сказали, когда я с ними играл в «щекоталки», что если сильно расщекотать ребенка, то он может умереть и я принял эту гипотезу за чистую монету. В общем, в момент, когда я придумал этот план, я был уверен в его 100% действительности и все произойдет именно так, как я запланировал. Первые 80% процентов моего заранее запланированного дела прошла именно так, как я и хотел: я стал щекотать папу он меня и потом я захныкал, но потом пошло не по моему сценарию. Мое поведение расстроило папу и самое главное дедушку. У деда на его лице и интонации я тогда прочел, казалось какое-то полное разочарование и самое главное его слова в этот момент, как констатация приговора показались мне: « Гена, ты смотри – , небольшая пауза и медленное, небольшое мотание головой и строгим, тихим и каким-то даже метастатическим голосом,– не балуй, второго такого не будет!». И всё! Мой план провалился и ситуация уже где-то в другой галактике и я там просто умираю от стыда. На диване было какое-то покрывало, и я забрался под него и от стыда не вылезал, мне было в этот момент и жаль, что так получилось, и я понимал, что и извинятся уже поздно, да и никто и не послушает, что я это все специально задумал совсем для другого безобидного эффекта. Так я пробыл под покрывалом пока они не ушли на кухню. А слова эти я помню и теперь, и понимаю, как в них было много зарыто смысла. Ну, а с теми эмоциями показало, как дед любил и меня и своего сына и не просто переживал за наше будущее, а давал как будто наказ нам, чтобы мы более ответственно относились каждый не только к своей роли в жизни – я сына, а он отца. Для папы он хотел, скорее всего, донести, что в вопросе воспитания меня нужно быть по серьёзнее и «не упустил», как говорят меня. Самое главное еще и серьезней были вообще, и бережнее, и правдивее друг другу. Ведь сама моя авантюра прочиталась легко и по идее была уже не честной к самому дорогому человеку, к отцу, с самого начала задуманная на обмане и подставе какой-то. Не надо стремиться обманывать близких людей – это подло не только к ним, но и к самому себе. Все начинается с малого и если сразу это не понять, то потом будет только хуже для всех, а к себе, к своей любви, а значит и к своим любимым нужно всегда относиться ответственно и даже более ответственно, чем к чему-либо вообще. Спасибо любимому деду за урок!

Помню, к 20.03.1987 года мой брат купил электрическую бритву в магазине, чтобы вместе со мной подарить отцу на День Рождения. Отец тогда должен был прийти с ночной смены, он приходил в 09:15 всегда и мы его ждали, готовили сюрприз, чтобы, как только он войдет в дверь, мы выйдем из комнаты и поздравим его с Днем Рождения. Когда отец вошел в дом мы, не дожидаясь пока он разденется, выскочили из комнаты, мама из зала и принялись радостно поздравлять, целовать папу, подарили ему бритву. Он обрадовался подарку и был в этот момент счастлив, его глаза говорили об этом. Вдруг в дверь позвонили, отец открыл дверь, и женщина в костюме почтальона сказала: «Вам срочная телеграмма!». Папа расписался в получении и ему передали телеграмму. Мы радостно спросили: «Что, кто-то еще поздравляет?!». Отец развернул и прочитал телеграмму и вдруг изменился в лице, радостный блеск сразу пропал куда-то из его глаз. Мы, уже видя его реакцию, осторожно спросили: «Что там…?» На что он выдохнул и сказал: «Люба собирайся, отец умер, поехали». Вот такой неожиданный и печальный сюрприз произошел на День Рождение отца, когда ему исполнилось 32 года. Он даже не раздевался, мама быстро собралась, спросила только: «Ромку будем брать с собой?» – «Нет, не надо, пусть дома остается, в школу пусть идет» – что-то в этом роде, уже тихим, расстроенным голосом ответил папа. Я попробовал напроситься, но понял, что в этом случае лучше не капризничать и в итоге остался дома. Родители взяли документы, самое необходимое и тут же уехали на Алтай хоронить деда Ефима. Это была первая моя потеря близкого мне человека в моей жизни. Я, помню, взял в школу конфет одноклассникам помянуть дедушку, тогда я уже понимал, что значит, человек умер и больше его не будет в моей жизни, мне действительно тогда было грустно до слез.