Шрифт:
— Характер работы в известной мере ожесточил вас против людей…
— Опять двадцать пять! Да почему же против людей?!
— Потому что только Всевышний может понять и простить человеческие прегрешения, ибо сам есть источник доброты!
— Враки! — взбеленился я. — Человек! Человек — источник доброты! Поэтому для человека нетерпимо, когда доброту и веру топчут в грязь и кровь…
Поезд подходил к Риге.
Господи, неужели я действительно ожесточился против людей?..
В помещении дежурной части седьмого отделения милиции было тихо, лишь в открытую форточку окна врывался частый монотонный шепот дождя да из ленинской комнаты доносилась фраза песни, которую кто-то разучивал на аккордеоне: «Пусть всегда будет солнце… Пусть всегда будет… Пусть всегда…».
Дежурный внимательно смотрел на меня, прижмурив один глаз, и я не мог понять, слушает он меня или аккордеон. Был он невозмутимо спокоен, чрезвычайно толст, и казалось, будто китель не лопается на нем только потому, что дежурный никогда не двигается с места.
— Помните? — спросил я нетерпеливо.
— Помню, — кивнул дежурный и, наклонив голову, прислушался к аккордеону. — Снова наврал. Эх, артисты…
Аккордеонист старался изо всех сил. «Пусть всегда будет…»
Дежурный с неожиданной легкостью поднялся, подошел к шкафу, присел около него на корточки и мгновенно, как фокусник, выдернул из пачки бумаг тощенькую желтую папочку.
— Она, — сказал он флегматично. — Здесь будете смотреть или…
Но я, облокотившись о барьер, уже раскрыл обложку…
ДЕЖУРНОМУ 7-ГО ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ ГОР. РИГИ
Постового милиционера сержанта милиции
Скраба Н. А.
РАПОРТ
Докладываю, что сегодня, 13 сентября в 23 часа, я был вызван в ресторан «Перле», где граждане, оказавшиеся Ивановым П. К. и Сабуровым А. С., учинили скандал: громко кричали, сквернословили и затеяли драку. Дебоширы доставлены мною в отделение милиции. О чем и докладываю на Ваше распоряжение
Сержант милиции Скраб
Лист дела 55
Дебошир Иванов вошел в кабинет боком, сел на край стула, с ожесточением мял в руках свою шляпу и вообще был очень мало похож на драчуна и скандалиста.
— Все водка проклятая, — сказал он огорченно. — На работе стыдуха жуткая, жена чуть из дома не выгнала…
— Но теперь-то небось зарок дали? — усмехнулся я. Иванов прижал шляпу к груди, как спортивный кубок.
— Да чтоб я теперь!..
— Вы в районном Медпросвете попросите пару муляжей, — сказал я сочувственно.
— Каких муляжей? — удивился Иванов.
— Из папье-маше: печень здорового человека и печень алкоголика. Тоже очень помогает.
Он не понял — всерьез ли я говорю, и на всякий случай сказал:
— Обязательно.
— Вот и прекрасно. Расскажите теперь, что произошло тем вечером в ресторане.
Он снова начал мяться:
— Ох, прямо вспоминать неудобно…
— Неудобно зонтик в кармане раскрывать. И в пьяном виде в ресторанах безобразничать. Давайте рассказывайте. И поподробнее…
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
Павла Иванова
…По существу заданных мне вопросов могу показать следующее:
13 сентября я пришел в ресторан «Перле». В середине вечера, когда я уже выпил бутылку коньяка и был основательно пьян, я решил потанцевать. С этой целью я подошел к одному из столиков, за которым сидели неизвестные мне мужчина и женщина. Я пригласил женщину танцевать, но она засмеялась и, как мне тогда показалось, сказала что-то обидное или оскорбительное. Тогда я сел за их столик и начал «выяснять отношения». Мужчина стал меня гнать, оскорблял нецензурными словами. Я разозлился и сказал, что я — чемпион города по боксу. В ответ он прошипел: «Я тебя сейчас убью, сволочь…» Тогда я схватил стул и хотел им замахнуться, громко кричал что-то при этом. Мужчина встал и взял в руку бутылку шампанского, намереваясь меня ударить. Но тут подбежали люди, схватили нас обоих за руки, а вскоре подоспела и милиция…
— …А вы что, действительно чемпион по боксу? — спросил я.
— Нет, — грустно покачал головой дебошир Иванов. — Сам даже не знаю, почему я это сказал…
Я посмотрел на него с каким-то сочувствием.
— А вы знаете, Иванов, что он вас действительно мог убить?
— Шутите? — побледнел Иванов.
— Нет, не шучу. Я серьезно говорю. Вы запомнили его внешность?
Иванов неопределенно развел руками:
— Высокий такой, черный, а глаза, по-моему, наоборот, светлые. Больше не помню ничего.