– Это всё в прошлом, Тони, док говорит, что галлюцинации больше не вернутся. Рикардо сделает что нужно. – Я сделал глоток. – Данте так же не сразу смог принять кровь на своих руках, но он преодолел это и сейчас достойно справляется с работой, он отличный исполнитель и боец. Рик станет как мы, я не сомневаюсь, я видел огонь в его глазах, когда он произносил клятву.

– Да, но мы с тобой самые жестокие ублюдки Италии, не зря отец так гордится нами. Особенно ты, Микеле, ты ведь чёртов хладнокровный психопат. То, как ты играешь с разумом людей, уничтожая их морально и физически, чёрт, даже я со своими демонами иногда боюсь тебя.

Он снова сделал щедрый глоток виски и криво ухмыльнулся, наверняка вспоминая вчерашние разборки с русскими. Ночью мы хорошо повеселились, мучая и отрезая по кусочку долбаные конечности людей Виталия. Меня жутко раздражал новоиспечённый наследник Братских, выскочка, которую необходимо устранить, иначе это может перерасти в настоящую занозу в заднице. Я усмехнулся брату в ответ, встречая его темноту как свою собственную, словно это кусок хлеба, которым мы делились с самого детства. Темнота всегда завораживала нас, удерживая в своём плену. Кровь и крики врагов всегда помогали мне обрести покой, это было колыбельной моего детства. Я не знаю, есть ли на земле люди, настолько любящие кровь, как мы, настолько придающие ей значение, настолько готовые на всё ради неё. С годами ничего не менялось, это всегда оставалось со мной, годы практики брали своё.

Когда мы были детьми, я и Тони часто подвергались жестокости со стороны отца. Пытки, избиение, мы привыкли к вкусу крови и боли, они стали для нас лучшими друзьями. Я понимал, почему отец причинял нам боль, и я никогда не винил его за это. Всё это закалило наши характеры так, что мы стали непобедимы, мы стали выносливыми, отец добился чего хотел. Наша мать никогда не пыталась защитить нас, оправдывая это тем, что мы наследники семьи и слабость не должна быть нам присуща. Она была права. Отец перестал нас избивать и подвергать пыткам, когда мне исполнилось десять и я впервые убил человека, только тогда он понял, что я готов. Я не дал ему и дальше испытывать Тони, я сам занимался им, видя, что мой брат уже с самого детства обладал неуправляемой яростью. Она всегда была с ним, и только я мог помочь ему справиться с этим, обуздать её на время ради него. Данте и Рикардо мы занимались сами: обучая, защищая и принимая, и я, несомненно, доволен результатом.

Я снова обратился к брату, продолжая разговор:

– Да, я люблю простреливать головы всем ублюдкам, которые идут против нас. Ты и сам любитель побаловаться своими инструментами для пыток, особенно калабрийскими бритвами. Ты, даже когда трахаешься, держишь их при себе, боюсь, ты когда-нибудь зарежешь одну из наших шлюх.

В глазах Тони моментально загорелся огонь. Он любил самые изощрённые пытки для наших врагов или неисполнителей, то, как он получал удовольствие от причинения боли, заставляло видеть в нём не только моего брата, но и его монстра, которого он даже не пытался прятать. Данте также очень жесток, но и также молод, им управляют чувства, которые иногда загоняют его в тупик. Все мы, братья Морелло, жестокие убийцы, но то, как мы любим убивать, так же одинаково особой страстью служим нашему общему делу. Мы никогда не предадим нашу семью. Мы единое целое, и каждый положит жизнь друг за друга, не моргнув и глазом.

Послышались шаги за дверью, и в гостиную вошёл отец с капобастоне семьи Герра, Витторио Герра. Он также присутствовал на инициации Рикардо. Он являлся адвокатом и советником отца многие годы, преданный человек, который чтит наши законы и состоит в святом совете сантистов.

– Микеле, – отец сразу обратился ко мне, – пройдём в кабинет, нам с Витторио и тобой необходимо обсудить некоторые дела.

Я повернулся к брату и похлопал его по плечу.

– Увидимся в клубе, Тони, возьми братьев и ждите меня там.

– Хорошо, увидимся. Отец, сеньор Витторио, увидимся позже. – Он поспешно удалился, перед этим одарив своей широкой фирменной улыбкой от Морелло.

Мы прошли в наш самый большой кабинет в семейном особняке. Я, естественно, понимал, о чём примерно будет идти речь, но решил не обламывать такое удовольствие для сеньора Витторио.

Отец сел за свой массивный стол из красного дерева и жестом попросил присесть нас напротив. Я сел в кресло и расстегнул несколько пуговиц на чёрной рубашке, обнажив часть татуировки. Я видел, как Витторио наблюдал за мной. В его глазах было любопытство и восхищение, но доля того, что он меня опасается, также проскользнула на его лице. Конечно, все знали, что я сын своего отца, безжалостный убийца, с манией величия и безнадёжной жестокостью, которая совсем неисправима. Ошибка в моей голове неисправима. Наше общество и семья знали наши правила и кодекс. Все понимали, что просто так я не убью члена нашей организации, но это не значит, что они меня не боялись. Я вижу, как они шарахаются от меня и как испуганно смотрят, но в их взгляде было и уважение, которое я в свои двадцать пять лет заработал сам. Я наследник семьи Морелло, и этот город и большая часть южного мое, и я заберу всё остальное. Когда отца не станет, я приму все обязанности на себя. Даже сейчас все дела решаю я, а не отец, и он этим доволен, он сам меня так воспитал. Скоро ему придётся уйти в отставку.

Отец посмотрел на меня и на Витторио с довольным выражением, закуривая эту чёртову сигару.

– Итак, Микеле, перейдём сразу к делу. Я позвал тебя для того, чтобы обсудить возможности слияния наших семей кровью.

Я перевёл взгляд на Витторио, он, казалось, стал более серьёзным.

– Как ты, возможно, знаешь, у Витторио есть две дочери, которым на днях исполняется по восемнадцать лет.

О, конечно, я помню этих девочек, когда мы были детьми, я часто видел их. Они были хвастливые и надоедливые, особенно младшая.

– Так вот, – продолжил отец, – ты наверняка понимаешь, что это очень хороший союз для наших кровных семей. Я прав, Витторио?

Витторио перевёл взгляд на отца и, прочистив горло, ответил:

– Конечно, это то, чем мы дорожим, и поверьте мне, мои девочки – самое драгоценное, что я могу предложить вам, прекрасней вы не найдёте. – Он гордо посмотрел на меня.

Я смотрел на него пристально и заметил, что он занервничал, его дыхание участилось, а вена на лбу заметно увеличилась. Он волновался, почему?