– Убрал лапы, педик, – он оттолкнул мою руку и задрал голову, чтобы казаться выше. Он часто других обзывает педиками, пидорами, трахожопами, наверное потому, что в этом отношении с ним самим не все в порядке. – Разве ты не понял? Давай покажу, – я ожидал, что он меня ударит, и потому напрягся, даже почувствовал пресс через прослойку жира.

Мы вернулись к умывальникам.

– Теперь смотри, – сказал он, показывая на зеркало. – Что ты видишь?

Я видел зеркало, сплошь усыпанное высохшими каплями воды, разводами грязных пальцев, и где-то далеко наши отражения.

– Сказать, что я вижу? Рядом со мной стоит какой-то урод. Ты урод, и с этим ничего не поделаешь. Мамочка, наверное, тебе не говорила, но раньше с такими чудиками… Ну, ты понимаешь, со всякими уродствами… Вот, с ними разговор был короткий. Одних – топили, других – уносили в лес… В общем, не сюсюкались. Раньше люди были, что ли, гуманней.

Какой же я дурак, что стоял и слушал его треп. Меня так распирало от желания ударить его по гадкой роже, пока не начнет харкать кровью. Но я так ничего и не сделал, словно оцепенел. Ох, как я ненавижу себя за это. Со мной такое постоянно: стоит кому-то сказать мне что-нибудь обидное, я сразу цепенею. Не могу постоять за себя.

– Сам подумай, разве это справедливо, что тебя заставляют мучиться? К тому же ты учишься и живешь с нормальными людьми… Не представляю, насколько ты себя чувствуешь ущербным. Ну, ходишь ты на свои занятия уродцев и уже не корячишься на лыжных палках, ну и что дальше? Так и будешь всю свою убогую жизнь шляться по врачам, пить таблеточки, чтобы не трясло? А если забросишь свою дрочку, скажем, сляжешь с малярийной эболой на месяц, что тогда будет, снова на костыли или в колясочку. Нет, плакса, нельзя так… Я тебе по-дружески советую, кончай с этим. Собаки и те лучше живут…

– Понятно, – говорил я с хрипом, словно в один присест выкурил 200 сигарет. Удары сердца отдавались в горло, жилка на виске пульсировала, и я вспотел. – То есть ты предлагаешь мне пойти повеситься сегодня вечерком?

– Как бы тебе сказать… Я, конечно, не подстрекатель, но это было бы лучшим решением. В твоем положении. На твоем месте я бы даже не стал задумываться, – говорил он на полном серьезе, даже взгляд не отвел, ублюдок.

Перед глазами начинало плыть, становилось душно, я боялся, что слабое сердце меня прикончит. Я оперся об умывальник. Нужно было поскорее заканчивать с этой болтовней. За свои слова я мог огрести, но лучше так, чем разбить голову о плитку.

– Я не буду тебя бить, хотя так хочется, правда, хочется побить. Но я не буду. Жалко тебя, Звиад. Слышал, твой папаша как напьется, так бьет тебя, бедолагу, пока не надоест. Возможно, и насиловал пару раз, пока рядом никого нет. У тебя комплекс неполноценности, вот ты и отыгрываешься на слабых. Оно и понятно, почему ты цепляешься ко мне. А по выходным от нечего делать издеваешься над бродячими котами. Так ты душу отводишь?

– Знаешь, что, пидор? – у него задрожала нижняя губа. – Иди на хер.

Насчет того случая в туалете я никому не говорил, даже Вано. Я надеялся, что после нашей беседы Звиад наконец заткнется и забудет обо мне. Любой парень с мозгами так бы и поступил, но только не он. Этот фантазер придумал такую дикую историю, что поначалу я не знал, то ли смеяться, то ли еще сильнее смеяться. По его словам, я закрылся в кабинке туалета и весь в соплях жаловался маме на училку. Потом заорал, как ненавижу училку, бился головой о дверь и обещал сжечь ей машину. Затем я накричал на маму из-за того, что она меня не понимает и пригрозил покончить с собой. Да уж, такой бред даже психам не приснится.

Как бы ни было смешно, многие одноклассники съели эту чушь. Теперь я герой мема и купаюсь во внимании. Хотя обычно им удобно вообще меня не замечать. Больше всего бесят их дурацкие вопросы типа: «Ты это… Когда собираешься сделать это? Ну, убить себя?».

На том остроумие Звиада не закончилось: вчера я нашел в своей тетради дурацкий рисунок, где я стою, расставив ноги, а подо мной дымится горячий крендель. Сверху надпись: «Мамочка, кажется, я обделался?». Когда я это нашел, то услышал смешки на задних партах: компания Звиада ложилась со смеху. Звиад ехидно ухмылялся, опять король дураков. Но я-то помнил испуганный взгляд и трясущиеся губы.

Вспомнил, я ведь не досказал, чем решилась история со стихом. После урока училка сказала, что напротив моего имени в журнале стоит точка. Она предложила выучить стих на выходных, а в понедельник найти ее и ответить на перемене. Я так и сделал. Она похвалила меня, сказав, что у меня получилось прочувствовать слова. Я бы мог получить 9, но раз уж ответил со второй попытки, то штрафной балл. Я благодарен ей за возможность исправиться. И пусть не сказал лично (это не в моем стиле), то хотя бы попытаюсь исправиться. Если придется о ней писать, то вместо «училка» буду писать Хатия Томазовна.