Как мне удалось выяснить из всесоюзной шахматной печати, предстоящее соревнование, в котором должны были принять участие шахматные сборные всех 15-и союзных республик, а также Москвы и Ленинграда, носило необычное название: «финал Всесоюзной шахматной Олимпиады». Оказалось, что пока я был озабочен окончанием школы и поступлением в университет, по инициативе ЦК ВЛКСМ и Комитета по физкультуре и спорту по всей стране прошло невиданное по своей массовости шахматное мероприятие, и мой последний шахматный турнир перед началом занятий в Тартуском университете в августе 1971 года, на торжественном открытии которого всех участников тепло приветствовал сам Пауль Керес, было республиканским финалом этой Олимпиады… После того, как я узнал всё это, мне стал понятен и необычный, с упором на молодежь, состав команды: каждая республика, в дополнение к пяти мужским доскам (при одном запасном игроке) и двум женским, должна была быть представлена не только тремя юношескими досками – двое юношей и одна девушка, но и еще одной доской мальчиков и одной доской девочек… Таких композиций команд никогда раньше не было! Поскольку стольких достаточно сильных молодых шахматистов в маленькой Эстонии просто не было, мне стало ясно, почему моё участие в финальной части Олимпиады действительно обязательно.

Также я понял, почему финал Олимпиады проводится не летом: летом должен был состояться столь ожидаемый всеми матч за звание чемпиона мира по шахматам Спасский – Фишер, который, несомненно, заслонит собой любое другое шахматное состязание… Так что никаких странностей! Вскоре, однако, произошло нечто такое, что своей непонятностью не давало мне покоя на протяжении десятилетий.

28 февраля 1972 года я вместе с другими участниками эстонской шахматной команды сел на поезд Таллин – Москва и вскоре обнаружил, что с нами нет Иво Нея, второго после Кереса сильнейшего игрока, отсутствие которого заметно ослабляло состав республиканской сборной. На мой недоуменный вопрос я получил в ответ: «Ты что, не в курсе? Иво играть не будет, он уже с прошлого года находится на сборах Спасского, готовящегося к матчу с Фишером».

Изумлению моему не было предела: разумеется, очень лестно, что твой первый шахматный тренер приглашен помогать чемпиону мира в подготовке к матчу за первенство мира, но с другой стороны, будучи очень сильным игроком, Иво Ней все же никогда не входил в тридцатку сильнейших шахматистов СССР! Уровню матча на первенство мира он явно не соответствовал, в чём именно он может тогда помочь Спасскому и как вообще туда попал? Здесь было о чём подумать.

Утром 29 февраля високосного 1972 года мы прибыли на Ленинградский вокзал, где нас ожидал большой автобус, в который мы все немедленно и загрузились. Последним поднялся… Иво Ней!

Запомнилась его очень красивая рыжая шапка из драгоценного меха – таких я раньше не видел никогда: это был элемент роскошной экипировки советской команды на зимней олимпиаде 1972 года в японском Саппоро.

Сам по себе факт неожиданного появления во встречавшем нас автобусе Иво Нея, как и его поведение в то утро, поразили меня: всегда доброжелательный и прекрасно воспитанный джентльмен ни на кого не взглянул и ни с кем не поздоровался! Он молча тут же подсел в правый ряд сидений на уровне расположившегося в левом ряду, сразу за водительской кабиной, Пауля Кереса, и немедленно начал что-то быстро ему рассказывать. Было заметно, что Ней взволнован и чем-то озабочен: все сразу поняли, что ему надо переговорить с эстонским шахматным гением с глазу на глаз. Поэтому вся команда дружно заняла места в самом конце автобуса, тут же вполголоса приступив к обсуждению погоды в Москве… Разумеется, никто даже и не пытался прислушаться к разговору лидеров эстонских шахмат (вернее, монологу Иво), однако у меня почему-то сложилось впечатление, что Ней говорил по-немецки. Водитель тут же вышел из автобуса – видимо, пошел купить сигарет в здании вокзала.

Керес был в шляпе, и поэтому легко было заметить, что он время от времени слегка кивает головой. Когда водитель вернулся и автобус поехал, Иво пересел поближе к Кересу в левый ряд сидений. По прибытии в отведённую для проживания шахматистов гостиницу «Останкино» Иво взял из автобуса чемодан Кереса и донес его до стойки регистрации въезжающих: мне показалось, что он уже совершенно успокоился, хотя ни с кем все же так и не поздоровался.

Когда на следующее утро я вышел на завтрак, то в большом зале ресторана увидел всех членов нашей команды – отсутствовал лишь Керес. На мой недоуменный вопрос кто-то ответил, что Керес переехал в другой, более комфортабельный отель. Это тоже показалось мне очень странным, потому что было принято, что во время командных соревнований все, даже экс-чемпионы мира, для поддержания боевого товарищеского духа в команде обязаны проживать вместе с остальными участниками команды. Так было и на этих соревнованиях, и в ресторане гостиницы «Останкино» я своими глазами увидел в марте 1972 года немало великих шахматистов, за исключением… Пауля Кереса. Всё это было очень странно.

Необычным был и столь ранний приезд эстонской шахматной сборной в Москву: в отличие от других команд, мы почему-то прибыли за день до открытия соревнований, хотя без всякого для себя ущерба могли прибыть и утром следующего дня, 1 марта, когда во Дворце тяжелой атлетики ЦСКА состоялось пышно обставленное торжественное открытие Олимпиады. Может быть, не ждали те дела, которые были столь важны, что Иво Ней – несомненно, по просьбе Спасского! – должен был переговорить с Паулем Кересом немедленно по прибытии последнего в Москву? Почему лидер советских шахматистов чемпион мира Борис Спасский не присутствовал не только на торжественных открытии и закрытии Олимпиады, но и вообще ни разу не появился на турнире?

Среди гостей на открытии было поразительно много разных важных чиновников как советских, так и иностранцев, в том числе и вся верхушка ФИДЕ во главе с тогдашним президентом ФИДЕ экс-чемпион мира Максом Эйве, и представители от Шахматных федераций всех «социалистических» стран.

Торжественное собрание открыл председатель оргкомитета, Герой Советского Союза летчик-космонавт В. Севостьянов, и тут я узнал, что буду принимать участие не в простом командном первенстве страны, а в финале Всесоюзной шахматной Олимпиады, которая «проводится в год празднования пятидесятилетия образования Союза Советских Социалистических республик». Иначе говоря, предстоящий турнир был в том числе и политическим мероприятием – и это объяснило многое. Но не всё!

Следующим выступил главный спортивный чиновник страны С. Павлов, а затем и президент ФИДЕ экс-чемпион мира Макс Эйве, сообщивший: «Я счастлив, что получил возможность присутствовать при таком уникальном событии. Сегодня здесь собралась такая шахматная сила, которую не может собрать не одна страна мира… Это большая честь для шахматиста – быть гражданином СССР». Я был поражен, ибо знал наверняка, что Максу Эйве прекрасно известно об отношении и прибалтийских шахматистов, и вообще народов Прибалтики к своему советскому гражданству! Зачем же он тогда сказал такое?