Так ли важно сейчас проводить этот анализ? Так ли важно сидеть и пытаться осознать все, что с тобой произошло? Может нужно быть как все, просто что-то делать, ходить каждый день на работу, приносить домой деньги, распределять их, оставляя что-то на текущую жизнь, а остальное вкладывать в будущее своих детей, в их образование, здоровье, отдых, наконец. Это считается правильным, на это уходят все наши силы. А что если это не такой уж и правильный путь? Что если он ведет в никуда? Если все свое время посвящать труду, вряд ли у меня останется время на раздумье. Вряд ли у меня когда-нибудь появится шанс постараться изменить этот алгоритм повседневности, найти в себе силы не делать того, что кажется самому себе неразумным, чтобы освободить время для занятий, посвященных самому себе, своим интересам и потребностям.

Я пишу сейчас – и это моя потребность. Что я могу или хочу делать вне рамок этой своей потребности? Практически ничего. Мне пятьдесят четыре года, я здоров, я все еще жив, у меня нет долгов, я в состоянии еще купить себе еду и заплатить за квартиру. Я очень на тебя рассчитываю, Господи!

Сегодня из Курска ко мне приезжает моя подруга. Мы знакомы с ней уже год. Мы познакомились с ней в Ессентуках, куда я приезжал осенью, чтобы оформить покупку маленькой квартиры в курортной зоне. Я купил ее в память о маме, похороненной на кладбище в Ессентуках шесть лет назад. Она умерла через год, как мы уехали в США. Я не успел застать ее в живых, мы простились с ней по скайпу, я прилетел уже на ее похороны. Я рад, что успел проводить ее. Маму отпевал пожилой священник в старой казацкой церкви. Был солнечный июльский день, и под сводами храма слова священника о том, что жизнь коротка и нужно уже сейчас задуматься над тем, как завершить ее достойно, запали мне глубоко в душу. Я провожал свою маму, она казалась мне торжественной и красивой. Я знал, как она страдала последний месяц своей жизни, но страдание не отражалось на ее лице. Она уже знала, что умирает и сделала все, чтобы подготовиться к своей кончине. Сделала последние распоряжения, соборовалась, попросила у всех прощение. Мы даже на прощание спели с ней песню по скайпу.

«Ридна мати моя, ты ночей не доспала,

Ты водила мене у поля край села,

И в дорогу далеку ти мене на зори проджидала,

И рушник вышиваний на щастя дала.»

Рядом с мамой оставалась только ее двоюродная сестра, которая очень помогла своим присутствием в те дни. Она была очень спокойна и мы действовали с ней слаженно и сообща так, словно всю жизнь прожили вместе. Я понял, как хорошо иметь кого-то близкого рядом с тобой в такие минуты. Мамина сестра на похороны не прилетела. Были только знакомые по Ессентукам, да и то не все, кого-то из своих подруг она не пожелала видеть. Мужчин, которые всегда окружали ее в течении ее жизни своим вниманием, не хватало, мне едва удалось найти людей, которые согласились бы донести ее гроб от машины до могилы.

Через год я вновь прилетел из Америки, чтобы вступить в наследство и поставить памятник.

Мама оставила на счетах порядка трехсот тысяч рублей и этих денег мне вполне хватало на то, чтобы заказать неброский, но вполне приличный монумент из мрамора, который я установил на плиту из мраморной крошки, чтобы впоследствии минимизировать все затраты по поддержанию памятника в нормальном состоянии. Через две недели я возвращался в Америку и бог знает когда бы вернулся в следующий раз. Как только я вступил в наследство маминой квартирой, я тут же выставил ее на продажу. Меня не удовлетворяло ни соседство, ни сама квартира, обросшая постройками предприимчивой соседки, бравшей с квартирантов плату за проживание в крошечных домиках, напоминавших курятники – типичных бизнес жителей частного сектора в курортной зоне.

У меня оставалось две недели до отъезда. Я дал объявление о продаже, и коротал время, посещая медицинские процедуры в соседнем санатории. Главным образом, я брал курсы массажа и пил минеральную воду. Вечера были свободны и я решил посетить танцевальную площадку в санатории через дорогу. Мама до конца своих дней оставалась горячей поклонницей танцев, меня же это всегда смущало, но на этот раз я решил испытать то, что так ей нравилось, как-будто это она взяла меня под руку и перевела через дорогу.

В сущности, я ничего не терял, через две недели я вернусь в Америку, и там окунусь в привычный ритм довольно аскетичной и замкнутой в ритме «работа-дом» жизни.

На танцах я приметил молодую женщину, лет тридцати двух, с простым русским лицом, задорно отплясывающую под незатейливые мелодии дискотеки, где средний возраст танцующих приближался к пятидесяти. Вокруг кружились южные пылкие мужчины и все атмосфера танцплощадки настраивала на откровенный флирт.

Я познакомился с женщиной и вызвался ее провожать. Мы о чем-то болтали, я ее приобнял, и чувствовал, что ей приятно мое внимание. Она приняла мои ухаживания естественно, как должное. Глаза ее смеялись, да и сама она была легкой на подъем и на разговор, который вела просто и прямо. Сама она была замужем, на воды приезжала каждый год лечиться от диабета. Я рассказал ей о том, что вступаю в наследство и планирую продать квартиру в курортной зоне. Мы договорились с ней встретиться на следующий день и я обещал ей показать мамино жилье.

– Вдруг я надумаю у тебя его купить? – игриво предположила она. Девушку звали Надеждой. Легкая полнота ее не портила, а скорее добавляла ей женственности и мягкости, и мне это нравилось. Я был женат, но проблемы морального свойства меня не волновали. За два года аскетичной жизни в США я соскучился по русским женщинам, по возможности флирта с ними, по обычным разговорам ни о чем.

Надя не лезла в мою жизнь, не задавала лишних вопросов, все, что я хотел рассказывать, я рассказывал ей сам, без всяких распросов. Я понимал, что девушка глубоко замужем, и даже не строит никаких планов на мой счет. Я просто ей понравился. Я напоминал ей ее первую любовь, вот и все.

Я привел ее в мамину квартиру так, словно это сама мама ее позвала к себе в гости. Я знал, что мама не любила мою жену, что она хотела бы, чтобы у меня в женах была простая добрая женщина вроде Нади – моя супруга была слишком дисциплинированный и прагматичный человек, и маме казалось, что из-за ее прямого характера наших отношениям не хватает нежности и доверия друг к другу.

С Надей у нас не было сильной взаимной страсти, но мы нравились друг другу. Она много и откровенно рассказывала о себе, но никогда о муже.