Штурман позвонил гидрологам, была вахта лейтенанта Холодцова, который готовил термозонды к работе.

– Холодцов, через тридцать минут будем в точке производства первой станции.

– Принято.

В принципе у него все было готово, оставалось одеться потеплей и не забыть страховочный конец. Взяв приборы, он вместе с инженером-гидрологом вышел на палубу. Вой ветра и ледяные брызги, больно секущие лицо, несколько охладили трудовой порыв. Судно в очередной раз подбросило и обрушило, Холодцов не удержался и, высоко подкинув ноги, впечатал задницу в палубу.

– Какой мудак?!.

Хотя предложение и было построено как вопросительное, звучало оно как утверждение, но ни в коем случае это не было ругательством. Если у вас в обиходе приняты выражения «взять за яйца» и «пошел в жопу», то в такой стиль органично впишется и «мудак». Такие понятия, как приличие и вульгарность, в расчет не берутся – на флоте благородных девиц нет. Девицы есть, а благородных нет.

Слово «мудак» меткое, полезное и универсальное, оно описывает абсолютно конкретное явление – особь с определенным набором личностных качеств – и является совершенно исчерпывающей характеристикой их носителя.

Флотская специфика, как водится, добавляет колорита. Для любого лейтенанта командир мудак, а для командира любой лейтенант как минимум мудак. А с точки зрения отставника мудаки все, и адмиралы, и лейтенанты, потому как одни «флот просрали», а другие «ни хрена не могут», и вообще раньше все было лучше и правильней.

Перефразируя слова известного поэта Евгения Евтушенко, можно с уверенностью сказать: «Мудак на флоте больше, чем мудак».

Но не все так печально, конечно, мудаки на флоте есть, но их не больше, чем в других видах Вооруженных сил, да и крик души лейтенанта Холодцова имел точного адресата – все знали автора сложившейся ситуации.

Погода ухудшалась на глазах, барометр уверенно падал, прогноз Леонтьева оправдывался на сто процентов.

К утру потеряли буй, никто особо не переживал, все были к этому готовы. Парашин понимал, что пришло время назначать виновных, и стал собирать объяснительные. Работы на полигоне прекратили и начали поиски буйковой станции.

Шли вторые сутки поисков, надежды оставалось все меньше, а погода становилась все хуже. Если в светлое время суток еще можно было уберечь судно от заваливания и ударов, то ночью, в кромешной тьме, это было невозможно. Беспомощность перед стихией ощущалась в полной мере.

Гапонов с командиром не спускались с мостика. Сильное волнение не давало возможности обнаружить буй с помощью радиолокации, экран радиолокационной станции был засвечен огромными волнами. Даже если бы и улыбнулась удача и буй бы обнаружили, то поднять его вместе с приборами все равно не смогли бы.

Чем сложнее ситуация, тем больше людей на ходовом мостике. Инстинкт подсказывал, что рядом с командиром безопаснее. К полуночи подтянулись старший механик и замполит.

Гапонов стоял, держась за поручень пульта управления, его не покидало чувство, что что-то не так.

– Штурман! А где чехол на пульт управления?

– Да его здесь сроду не было. По крайней мере, я его никогда не видел. Зачем он нужен?

Гапонов по отношению к молодежи был терпелив и заботлив и при любой возможности передавал салагам опыт.

– Запомни, морю доверять нельзя никогда! Ты пойми, без твоих мозгов и рук судно всего лишь кусок железа, и против крепкого шторма ему без тебя не выстоять. Ты должен уметь предусмотреть любые варианты и быть к ним готовым.

Штурман внимательно выслушал, правда, не понял, при чем здесь чехол на пульт управления, и послал навигатора его найти. Вскорости тот притащил на мостик бесформенный, пыльный, пахнущий затхлостью ком брезента. При других обстоятельствах он бы получил крепкую взбучку – грязь на мостике не комильфо, но теперь он вместе со штурманом растянул чехол, и они накинули его на пульт управления, стянув понизу крепежными концами.

Судно, содрогаясь, скрипя и постанывая, с трудом забралось на очередной гребень, задержалось на мгновение и рухнуло вниз. Многотонная стена воды обрушилась на судно. Удар был такой силы, что выбило лобовой иллюминатор и вода хлынула в аккурат на пульт управления. До штурмана дошло, зачем нужен чехол.

На мостике вода гуляла по комингсы. Страшно было подумать, что бы произошло, если бы не было чехла, – пульт залило бы водой и короткое замыкание оставило бы судно без управления.

На место выбитого иллюминатора засунули туго свернутый матрас, сразу стих вой ветра и перестала поступать вода. Уцепившись кто за что смог, все тревожно всматривались в непроглядную темень. Это был коллективный молебен первичной парторганизации судна.

Командир вызвал шифровальщика.

– Пиши: «По погодным условиям поиск буйковой станции прекращаю. Командир».

Обычно сонный мичман с энтузиазмом бросился готовить донесение адмиралу.

Цепляясь за поручни, на мостике появился начальник экспедиционного отряда.

– Штурман, ты-то мне и нужен. От тебя объяснительной до сих пор нет.

– Извините, товарищ капитан 2 ранга, если командир прикажет, напишу.

Ярин принял соломоново решение.

Штурман переписал из судового журнала сведения о постановке буйковой станции и в конце добавил: «Выписка верна, командир ОИС “Фаддей Беллинсгаузен” капитан 3 ранга Ярин». Командир с плохо скрываемым злорадством подмахнул и передал выписку Парашину.