Нодар Владимирович ДУМБАДЗЕ

ОТКУДА В ГОРОДЕ ЯСТРЕБ?!

Рассказ

Перевод К. Коринтэли

Арчилу Эргемлидзе

Дыхание моря достигало кофейни. Воздух был тяжелый, соленый и влажный. Я и Ачико сидели за круглым столиком и в ожидании кофе потягивали коньяк из крохотных, с наперсток, рюмочек.

Бармен - армянин-репатриант четко манипулировал маленькими медными джезве, двигая их в раскаленном песке, - точно музыкант, выстукивающий на доли ритм блюза. Кофейня, сооруженная из обожженного бамбука под огромной цветущей магнолией, сама похожа была на отдыхающего, который вышел на набережную попить кофе. Бармен принес джезве и наполнил наши чашки до краев. Я, не дожидаясь, пока осядет пенка, отпил глоток, глубоко вдыхая пьянящий аромат.

– У тебя что, глотка луженая?
– спросил меня Ачико, поспешно ставя обратно свою чашку.

– Нигде не варят кофе так, как в Батуми, - помолчав, сказал я с удовлетворением.

– В Сухуми, - заметил Ачико и поднес чашку к губам, но отпить все не решался, только жадно вдохнул пар и прикрыл с наслаждением глаза.

Пока Ачико раскачивался, я выпил свой кофе и опрокинул чашку на блюдечко, как обыкновенно делают любители гадания на кофейной гуще.

– Ты умеешь гадать?
– поинтересовался Ачико.

– Да так, немножко.

– Кто научил?

– Соседка, Ляля. Она потрясающе гадает. В прошлом году, перед рыбалкой на Кодори она мне погадала. Сказала, будь осторожен, тебе встретится змея.

– Естественно, человек, отправившийся рыбачить на реку, может встретить змею, чего там гадать!
– засмеялся Ачико.

– Что было, то и рассказываю.

– Ладно, валяй!
– махнув рукой, сказал он.

– В первый же раз, как я забросил сеть, вытащил из воды полутораметровую змею...

– Врешь!
– прервал он меня.

– Клянусь матерью!

Ачико протяжно свистнул.

– Она мне еще раз гадала...

– И что?

– Вижу, говорит, тебя на чьей-то могиле, ты стоишь на коленях с цветами в руках.

– И что?

– Наутро умер Гулда.

– Ну да!..
– Чашка застыла в руке Ачико.

– Вечером того дня Ляля прибежала ко мне выражать соболезнование... стала извиняться, я, говорит, дура, глупая, такое тебе нагадала... а сама ревет...

– Ерунда, простое совпадение...
– сказал Ачико и задумался.

– Возможно. Только с того дня я больше не гадал.

– Ерунда, - повторил Ачико и перевернул свою чашку прямо на столик.

Я не промолвил ни слова и отпил коньяк.

– Ну-ка, загляни в мою чашку, - через некоторое время сказал Ачико и протянул мне свою чашку.

Я взял у него чашку, заглянул. Дно было совершенно закрыто гущей, а на стенках обозначились какие-то причудливые узоры и иероглифы.

– Не умею я гадать, - сказал я, протягивая ему чашку обратно.

– Давай, давай, - подзадорил он меня.

– Плохая чашка, - заявил я.

– Все-таки что ты там видишь?
– не отступал он.

– Море. Море вижу и корабль...

– А капитана?
– засмеялся он.

– Птицу вижу.

– Может быть, самолет?
– снова засмеялся он.

– Настолько я не разбираюсь, - сказал я и вернул чашку.

Кофейня со стороны дороги приличия ради была огорожена неким подобием проволочной изгороди. Вдруг на эту изгородь прилетел воробей.

– Чирик!
– возгласил он и оглядел нас.

– Ага, твое предсказанье сбылось, птица - вот она, черед за капитаном корабля, - начал балагурить Ачико.

Воробей глядел на нас, глядел, потом взъерошился, распушил перышки, встряхнулся и вдруг, сорвавшись с изгороди, прилетел и сел прямо на наш столик.

– Однако какой нахал, - удивился Ачико.

Воробей набросился на маленький огрызок хлеба, пытаясь ухватить его клювом. Его крохотные лапки и коготки смешно скользили по пластику стола. Наконец он кое-как ухватил клювиком хлеб и, вспорхнув, улетел снова на свою изгородь. Оттуда он продолжал посматривать на нас, не выпуская из клюва своей добычи, затем раскрыл крылья и куда-то улетел.

– Видал, как он нас ограбил, этот разбойник?
– удивленно глядя на меня, сказал Ачико.

– Гениально назвали его русские - воробей!

– То есть в чем гениальность?

– "Вора бей", понимаешь?

– Да ради бога, это ты сейчас придумал, - пренебрежительно проговорил Ачико.

– Не я, а русские придумали пичуге такое название.

– Вообще-то верно, название точное, - усмехнувшись, согласился он. Гляди-ка, он опять тут как тут!
– воскликнул Ачико и подвинул на краешек стола еще кусочек хлеба. Воробей на этот раз к хлебу не прикоснулся, сидел себе на изгороди, склонив набок голову, и глядел на нас вызывающе, с задором.