Чернокожая коренная Москвичка с белой мамой аутистом, сыном от любимого мужчины Японца и целым ворохом проблем, которые сможет решить только она. На плечи хрупкой девочки взвалили столько всего, что ни каждый взрослый с этим справится, а она справляется и параллельно помогает всем вокруг. Огромное количество людей проживающих на разных континентах, но объединяет их любовь к одной очень сильной, но в то же время хрупкой девушке Зурбаге.
Внимание! Книга содержит нецензурную лексику.
Пожалуй, начну историю с моей мамы. Она у меня коренная Москвичка в третьем поколении. Всю свою жизнь прожила на Кутузовском проспекте в доме, в котором жил Брежнев и она утверждала, что много раз его видела. Я ей, конечно, верю, но она у меня та ещё фантазёрка! Мама человек особенный, и, к сожалению, не только для меня, но и для всех. У нее задержка умственного развития, которую всегда принимали за инфантилизм и рассеянность. Диагноз ей поставили уже в пожилом возрасте под моим большим давлением. Она счастливый человек, вопреки всему. Оставшись без родителей довольно-таки поздно, и в сорок пять лет она осиротела. В этот момент как коршуны на неё налетели родственники со всех уголков России, чтобы якобы помочь по хозяйству. Они выгнали домработницу Нину, которая с незапамятных времён работала на моих бабушку и дедушку, и которая нянчила мою маму с рождения. За год такой помощи из дома вынесли почти всё, что бабушка с дедушкой и ещё многие поколения моей семьи собирали. Ценные книги, иконы, мебель. Коллекции посуды, кукол и одежды. У бабушки были винтажные платья Диор и Шанель, который чудом не оказался на барахолке.
Спустя год, когда родственники совсем ошалели и перестали пускать маму в квартиру, за дело взялись соседи, а точнее Катерина Матвеевна, которая, кстати, успела даже меня понянчить, хотя во времена маминой молодости уже была очень пожилая. Катерина Матвеевна имея связи в высших эшелонах МВД очень быстро вытравила родственников. Она разыскала Нину и смогла вернуть её. Нина наконец-то смогла начать учить маму взрослой жизни, при живых родителях ей не позволялось напрягать девочку лишними знаниями. Теперь же она научила маму готовить, убирать, ходить по магазинам и оплачивать счета. Ухаживать за собой. Забегая вперёд, скажу, что я помню Нину как второго родного человека на земле, после мамы. Она умерла, когда мне было около трёх лет. Но она навсегда останется для меня бабушкой Ни. К сожалению, я так и не смогла узнать откуда взялась Ни и почему у неё не было родственников и семьи, кроме мамы.
Мама с Ни жили душа в душу. Они часто ездили отдыхать в Крым, в местечко под названием Балаклава, что под Севастополем. Часто бывали в ГУМе. Мама не знала, сколько денег ей оставили, но экономить им не приходилось. Нина отправила маму учиться в кулинарное ПТУ, где у неё открылся дар к готовке. Они часто приглашали всех соседей на свою огромную кухню, посреди которой стоял большой овальный стол, застеленный белоснежной скатертью. Мама помнит всё в подробностях. Её мозг работает очень странно. Она может несколько часов описывать свою жизнь с Ни, или истории из ПТУ, но не может вспомнить свой возраст. Я по крупицам собирала историю своей семьи.
В какой-то момент мама захотела работать. Катерина Матвеевна помогла и тут. Она устроила её в столовую РУДН. Мама рассказывала, что у студентов и даже преподавателей была примета, что если они попадали в её смену, то зачёты и экзамены сдавались на отлично, а премии выписывались только успевай собирать бумагу. У неё сохранилась фотография, где в центре стояла она в переднике и с половником, а вокруг бесконечное множество иностранных и русских студентов и преподавателей. Два раза в неделю мама уходила на работу, но вместо зарплаты, она приносила какие-то удивительные фрукты и консервы. Банки и бутылки с пугающими жидкостями и много разных бус и украшений. Деньги она очень быстро раздавала студентам, которые смекнув, что добрая повариха легко с ними расстаётся, начали часто этим пользоваться. Ни пыталась бороться, но безуспешно. Денег хватало, а мама была счастлива, как маленькая девочка, что у неё появилось так много друзей. В какой-то момент она начала приглашать студентов в гости. Она, наверное, понимала, что старше всех, но из-за того, что они общались с ней наравне, она впала в юность. Судя по старым фотографиям, особо выделяла она студентов из Африки. Они приезжали целыми толпами. Жили неделями, приходили и уходили, когда им заблагорассудится. Однажды что-то случилось, и студентам под страхом отчисления запретили приезжать к маме в гости, а её саму с позором уволили. Ни не понимала, в чём дело, пока не заметила, что у мамы прекратились месячные. Всем стало ясно, что она беременна. Маме было пятьдесят лет, и она не признавалась, кто отец. Влиятельность Катерины Матвеевны и настойчивость Ни оградили маму от аборта, на котором настаивали врачи. Первым же делом, узнав о маминой беременности Катерина Матвеевна завела всех к себе в кабинет и усадив Ни рядом с собой, дала ей телефонную книжку. Она говорила имя и фамилию абонента, ни искала в книжке, набирала и передавала трубку старушке, та иногда долго, иногда кратко, но всегда строго по делу с кем-то разговаривала. После разговора она надиктовывала Ни или адрес, или сумму и не объясняя называла нового абонента. После нескольких часов телефонии все троя вышли из кабинета уставшие, но довольные. Катерина Матвеевна подняла все свои связи. Во-первых, она позвонила главному врачу хорошего, но далёкого подмосковного роддома, в котором тайно рожали детей любовницы, а иногда и дочки высокопоставленных чиновников и богатых людей, которые не хотели огласки. Остальные звонки были сделаны директорам магазинов и универсамов. Покупка детских вещей, мебели, коляски и всего остального, в конце восьмидесятых была практически невозможна, но не для Катерины Матвеевны. Она смогла где-то найти несколько десятков коробок с американской детской смесью и подгузниками, что было вообще за гранью мечтаний любой Советской мамы.
Что маме запомнилась в роддоме. Если вы не знали, то обычно, чернокожие детки рождаются светлыми, и их трудно отличить от белых. Да и при желтушке младенцы часто быстро темнеют под лампами. Так что, понять, что ребенок чернокожий, мог только тот, кто часто видел чернокожих младенцев. Роды маме дались очень тяжело, и она на несколько дней попала в реанимацию. Но, когда она попала в обычную палата, ребёнка ей так и не принесли. Мама очень испугалась и потребовала, что бы позвонили Ни. Нина приехала и с ходу, раздавая указания всем: от врачей, случайно попавшихся ей на пути, до санитарок, устроила такой шум, что в итоге к ним в палату пришла целая делегация. Мама очень боялась, что младенец умер. Главврач долго молчал, а потом велел принести ребёнка. В полной тишине медсестра распеленала младенца. Мама не могла понять, в чём же дело. Она помнила свои ощущения. Две руки, тело, голова. Две ноги, на каждой по пять пальцев. Молчание прервал главврач, он с прискорбием сообщил, что у ребёнка неизвестная ими болезнь. Вначале они приняли это за желтушку, но с каждым днём под лампой младенец всё сильнее темнел. К концу третьего дня, находясь под лампой постоянно, врачи испугались и отправили кровь на анализы, все были уверены, что дело в билирубине. Но анализы говорили об отменном здоровье и понять никто ничего не мог. Маме первым делом предложили написать отказную, но она всё ещё не понимала, почему они переживают.
«Она НЕГР!» Громко рявкнула Ни, и подойдя к столу запеленала меня обратно. В этот же вечер мама вышла из больницы с младенцем на руках.
Первые проблемы начались в паспортном столе. Маме не выдавали свидетельство о рождении. Паспортистка Зульфия Карповна, отказывалась писать имя, которое ей говорила мама. Она считала, что советский ребёнок должен носить красивое советское имя. Зоя или Зина, но никак не Зурбаге. Нина в детстве часто читала маме истории о прекрасном, но таком далёком приморском городе Зурбагане, что мама еще в детстве придумала это имя для ребёнка. Паспортистка сдалась, и я официально стала Зурбаге Ивановна. Отчество мне дали в честь дедушки.
Так мы и жили втроём. Я мама и Ни. Ни была очень запасливая женщина. Одна наша комната была обустроена под склад. Там, на длинных стеллажах, занимавших все стены, висела одежда на все случаи жизни. Консервы, гигиенические принадлежности и многое другое, не доступное простому советскому гражданину. Скажу сразу, её запасливость спасла нам жизнь. Она обустроила на одном из балконов холодильную установку и там хранила скоропортящиеся продукты. Я до сих пор в шоке от одной мысли, что на Кутузовском проспекте, в одном из элитнейших домов Москвы, на балконе был оборудован самый обычный сарай.
Когда мне было три года, рухнул Советский союз, а вместе с ним и Советский банк. До сих пор мама не знает, сколько на самом деле родители оставили ей денег, но до последнего она могла снимать огромные суммы на покупку машины, или на ремонт квартиры. Но, как и миллионы других владельцев сберкнижки мама потеряла всё. В одну секунду она осталась без средств. Немного им удалось обменять на новые рубли, но этого едва бы хватило на год проживания. Нужно что-то делать. Ни была уже стара, ухаживать за мной она не могла, и поэтому они решили отдать меня в детский сади. Мама нашла работу в одном из старых ресторанов на Арбате, и они опять начали новую жизнь.