— Тот самый…

— Так… Значит, можно почитать письмо?

— Читайте, пожалуйста.

Алексей Борисович вынул из конверта большой коричневатый лист в крупную клетку. И удивленно глянул на Сережу.

— А где ты взял такую бумагу?

— Да в лагере ее сколько угодно. Это такие конторские книги, мы из них отрядные дневники делали. А что?

— Да так, любопытно…

И он стал читать.

Сережа придвинулся и тоже стал перечитывать знакомые строчки.

Здравствуйте, папа, тетя Галя и Маринка!

У меня все в порядке. Здоровье хорошее. Один раз ногу подвернул на футболе, но уже прошло. Недавно мы ходили в поход с палатками. Только ночевать не стали, потому что вожатая испугалась грозы. А еще будет военная игра. Но знаешь, папа, если по правде писать, то мне здесь не нравится. Сначала понравилось, потому что был один хороший вожатый и костры были. Но он уехал. Теперь скучно. Хотел я подружиться с ребятами, только пока не получается. Я один раз сказку рассказал, чтобы интереснее было. А они смеются теперь. Знаешь, папа, лучше бы ты приехал за мной. Лучше бы мы с тобой и Наташкой поехали на рыбалку, а то все только собираемся и собираемся.

И никак не получается, чтобы вместе. А здесь даже и не порыбачишь. Одному на речку не дают нос сунуть, а когда целая толпа, то тут уж не до рыбалки. Даже и не искупаешься как следует, потому что только залезешь и уже велят обратно.

Ты не думай, что я жалуюсь. Если надо, я проживу всю смену. Но ты ведь просил писать честно, вот я и пишу честно. Лучше бы ты приехал за мной. Здесь знаешь почему плохо? Потому что каждый день одно и то же! А если плохо, то зачем?

Но если ты не можешь, не приезжай.

Тетя Галя, можно я сменяю свои польские штаны на трехцветный фонарик? Они мне все равно велики и сваливаются, а тому мальчику, у которого фонарик, они как раз.

Пусть Маринка не лазит в мой ящик без спросу, а то у меня там пистоны и острый циркуль с иголками.

До свиданья.

Ваш Сережа.

Письмо было написано на развернутом листе, вырванном из конторской книги. Одна половинка листа осталась чистой.

— Можно, я возьму эту бумагу? — спросил Алексей Борисович. — Здесь ничего не написано.

— Возьмите, конечно!.. А зачем?

— Да так, пригодится. В морской бой можно поиграть, тут клетки подходящие. До поезда все равно еще много времени. Ты умеешь играть в морской бой?

Сережа снисходительно усмехнулся.

— Ну и отлично! — Алексей Борисович аккуратно оторвал листок, а письмо отдал Сереже.

— А вы… — нерешительно сказал Сережа. — Вы ведь сейчас прочитали. Как вы думаете, что в нем… такого?

— «Такого» ничего.

Сережа сунул письмо в конверт, а конверт — в карман своих просторных брюк. Алексей Борисович глянул мельком и спросил:

— Не успел поменять штаны на фонарик?

— Не успел, — вздохнул Сережа. — Да тетя Галя, наверно, и не разрешила бы.

— А тетя Галя… она кто? Твоя тетя?

Сережа просто сказал:

— Она — папина жена. Мама у меня умерла.

— Извини, брат. Перестарался я со своим любопытством.

— Ну, а что ж такого, — спокойно откликнулся Сережа. — Конечно, непонятно: папа и тетя Галя… — И вдруг спросил: — А вы были в Сибири?

— Был.

— Мама в Сибири умерла. Поехала в командировку к геологам и простудилась. Быстрая какая-то простуда. Врач на вертолете прилетел, да уж поздно… Алексей Борисович! — Сережа глянул так, будто очень о чем-то просил. — Это шесть лет назад было. Может, вы встречали маму?

Алексей Борисович покачал головой.

— Нет, малыш. Не хочу я тебя обманывать, не встречал. Я бы запомнил такую фамилию.

— А у мамы другая фамилия — Ласкина.

— Нет, Сережа. Не знаю… Сибирь громадная. Где это было?

— Где нефть. Под Сургутом.

— В тех краях я бывал. Да разве всех запомнишь? Может быть, к встречались когда-нибудь.

Почти шепотом Сережа сказал:

— А у меня карточка есть. Хотите, покажу?

— Покажи, конечно.

Из нагрудного кармана курточки Сережа достал блокнотик и вынул из него фотографию. Она была размером с карманное зеркальце.

Алексей Борисович положил снимок на ладонь. Посмотрел полминуты и снова покачал головой:

— Нет, Сережа. Я запомнил бы… Красивая у тебя мама. И молодая совсем.