Шрифт:
– Это было не вполне честно, – заметил Лукас.
– К чертям честность. У этого парня конституция быка. Он сел и налил себе бокал вина. – И бьет хорошо.
Он потер челюсть.
Лукас похлопал его по плечу и показал пальцем. Д’Артаньян снова вставал.
– Вроде мы договаривались драться на кулаках, а не ногами, – сказал он. Его слова были неразборчивы, и он нетвердо стоял на ногах.
– И он прав, – сказал Лукас.
Хозяин трактира отважился вылезти из-под стола и теперь с интересом наблюдал за происходящим.
Финн встал.
– Не стесняйся использовать все, что пригодится, – сказал он и поднял кулаки.
Д’Артаньян, двигаясь быстрее, чем можно было от него ожидать, ударил Финна стулом. Стул разлетелся, а Финн упал на пол без сознания.
– Отлично пригодилось, – сказал Д’Артаньян. Он повернулся к Лукасу. – Теперь, месье, ваша очередь.
Лукас поднял руки.
– Только не я. Мы с вами не ссорились, месье. Если честь была удовлетворена, позволите ли вы мне разделить с вами наше вино, пока мой друг получил столь заслуженный отдых?
Д’Артаньян быстро обдумал приглашение.
– Честь удовлетворена, – сказал он, – хотя я не думаю, что это было тем, что имел в виду мой отец, когда советовал мне драться на дуэлях. К тому же, мне и самому не помешает отдохнуть. Ваш друг обладает силой десятерых.
Он сел за стол Лукаса.
Лукас налил ему бокал вина, который тот быстро выпил.
– Может, Финн и обладает силой десятерых, – сказал он, – но, как я вижу, на полу лежит он, а не вы. Позвольте мне вас поздравить. Я впервые в жизни увидел, как он проиграл бой.
– Финн? Что это за имя?
– Ирландское, – сказал Лукас.
– Ага. И вы тоже ирландец?
– Нет, я гасконец.
– Надо же! Мы земляки! Я тоже гасконец! Возможно, вы слышали о моем отце? Он был известным солдатом.
– Я действительно о нем наслышан, – сказал Лукас. – Именно поэтому я отговаривал моего друга скрестить с вами шпаги. Мы через многое прошли, и я не хотел бы, чтобы мой друг пал от руки сына знаменитого Д’Артаньяна. Если вы хотя бы вполовину столь же хороши, как ваш отец, то у моего друга не было бы шансов. И, в конце концов, это ведь было всего лишь недоразумение.
– Ну, по правде говоря, я пытался спровоцировать дуэль, – сказал Д’Артаньян, несколько смутившись.
– Потому что следовали совету отца.
– Точно. Он сказал, что необходимо драться на дуэлях, чтобы завоевать уважение и репутацию. Приношу вам свои извинения, месье. Мне бы не хотелось лишить соотечественника-гасконца его друга.
– Понимаю, – сказал Лукас. – В конце концов, к наставлениям отца должно прислушиваться.
– Как ваше имя, месье, могу я узнать, с кем имею честь общаться?
Лукас быстро пораскинул мозгами. Прист было английским именем, а Англия была врагом Франции.
– Дюма, – сказал он. – Александр Дюма.
– Рад с вами познакомиться, месье Дюма. Надеюсь, ваш друг не затаит на меня обиды, когда придет в сознание.
Финн застонал. И попытался медленно сесть. Трактирщик принес ему миску с водой и кусок влажной ткани. Д’Артаньян подошел и помог ему встать на ноги.
– Надеюсь, вы не ранены, сир, и что между нами не осталось неприязни. Месье Дюма все мне объяснил, и я вижу, что это все-таки было недоразумение.
– Кто? – спросил Финн.
– Он все еще не отошел, – сказал Лукас. – Наверняка ты помнишь меня, мой друг… Александра Дюма? Надеюсь, этот удар не отшиб тебе память. Оказалось, что мы с месье Д’Артаньяном земляки. Оба из Гаскони.
– Ты… Как, ты сказал, твое имя?
– Дюма.
– Я так и думал, что ты это сказал. Я просто не был уверен, что расслышал.
– Боюсь, я причинил вред его здоровью, – сказал Д’Артаньян с искренней обеспокоенностью.
– О, нет, с ним все будет в порядке, – заверил Лукас. – У ирландцев крепкие головы.
Пока Д’Артаньян помогал Дилейни встать на ноги, дверь в гостиницу отворилась, и в нее вошла толпа заливающихся громким смехом людей.
– Ты когда-нибудь видел такое животное в своей жизни? – спросил один из них, высокий, темноволосый кавалер со шрамом на щеке. – Оранжевая лошадь! Подходящий скакун для тыквы!
Д’Артаньян внезапно выпрямился, и лишенный поддержки Финн снова соскользнул на пол.
– Простите меня, – сказал Д’Артаньян, помогая Дилейни снова подняться. – Думаю, этот человек смеется над моей лошадью.