Не сон ли, что в прежнем режиме

ночами сменяются дни.

И жили с тобою, не жили -

к утру только слёзы одни.

И вся режиссура природы -

радение сдать в никуда

любого из нашей колоды –

разборы не стоят труда.

А недоумения эти -

не нам, а главрежу извне -

о глупом выбытии Пети,

о катином тёмном окне.

И сердце – как будто из ваты,

и скулы – в холодном поту:

подмостки, они слабоваты

всерьёз восполнять пустоту.

Конечно, и с прожитым квиты,

и прежняя сцена тесна…

Но неутомимы софиты,

что бьют с территории сна.

* * *

«Вы желаете счастья в созерцании этих бесконечных снежных весей? Не слыша хруста вмороженных в их недра теней? Не выйдет! Максимум, на что можете рассчитывать – траченные молью лавры успешного притворщика. Но это даже не тень желаемого».

* * *

Можно ли в точности сформулировать, о чём стихотворение? Изначально словами ведь обозначались вещи, целиком вербализации не подвластные. И один из смыслов поэзии – заставлять слова высвобождать ту стихию, которая в них присутствует, но ни коим образом в букворяд не укладывается.

* * *

ИЗ ПРОТОКОЛА

– Откуда вы узнали о случившемся?

– От случайных людей.

– Уточните.

– Не смогу. Всюду говорили. Даже в городских газетах было.

– По вашему это добровольный поступок.

– Не знаю.

– Были у него шансы остаться в живых?

– Минимальные. Пятый этаж…

– По нашим сведениям его долголетнюю сожительницу звали Мута. Вы не в курсе?

– Слышал, но утверждать не могу. А вы знали такую?

– Да, немного. А вы разве не помните?

– Здесь вопросы задаю я.

– Конечно. Это понятно с самого начала.

* * *

– Спрашиваете, почему Икел? Ну не сам же себя я так прозвал. Давным-давно вам говорю – читайте мифологический словарь. Несравненное наслаждение…

Далее следовали загадочная улыбка, победоносное оглядывание присутствующих, долгая театральная пауза.

– Да, я насылаю сновидения. Но вы ведь сами желаете их видеть. Я только разворачиваю ваше зрение. Многим и многим, ведь, сны не даны. То есть не дано их различить. Но, может, оно для иных и к лучшему…

Хотя сновидения – это не пагуба и не спасение: плюс и минус – вообще бессмысленные знаки… Сновидения – это другое. И те, кто зовёт их – тоже другие. Относительно беспробудно бодрствующих. Не больше и не меньше. Вот и всё…

* * *

Длинных разговоров Мута чуралась, без нужды не выпендривалась, в глаза глядела протяжно. Очи её были зелены, поволочны, заряжены отсутствием. Вроде как и выслушивала прилежно, а вроде как и бог весть где пребывала помыслами своими. Не поддакивала, но и не возражала. На разговор вызывала, но не помогала убеждаться в его нужности. Те ли это были слова? И слов ли она ждала?

Впрочем, одиночеством она тяготилась. Не то, чтобы искала общения, но на контакт шла охотно, легко, стремительно. Едва улыбалась, наклоняла голову, затаивала дыхание…

* * *

– Не бойтесь опираться о воздух! Я не о полёте – до того ли. Просто воздух – это самое безобманное.

Дошлые дни берегут от сумы.

Судные ночи мусолят в ладони

перья с отливом, какого не смыть

самой горючей святою водою.

Нервные взмахи. Хлопки наобум..

Только на воздух прямая опора.

Дальнее облако. Мышечный шум.

Поздний надрыв. И потеха повтора.

– А по-моему самое коварное и изменчивое, – возразил куцеухий, – и если это не принимать во внимание в самом что ни на есть цветущем возрасте, то в ином – уже никогда и не окажешься.

* * *

Стол был заставлен сиротскими салатиками, разномастными гранёными, мутнобокими ёмкостями с компотом. Бутылки отсутствовали. Они теснились в сумке под стулом. Таковы были негласные правила игры. Труженики общепита уловку эту прекрасно знали, но замечать правонарушение не торопились. Какой-никакой – а всё прибыток заведению. Единственное условие – без мордобоя… Как правило, получалось.

Пельменная после заседания – неизменный тогдашний ритуал. Предводительствовал на посиделках Икел. Он пользовался особой благосклонностью обслуживающего персонала. Обслуга вообще любит предводителей.

За столом травили анекдоты, вспоминали забавности, беспрестанно подкалывали друг друга. Стихов своих категорически не читали. Разве что порой зубоскалили по поводу чужих. А часто и вовсе об изящной словесности забывали. Впоследствии я не раз убеждался, что застолья и куда более маститых сочинителей редко сопровождались литературными дебатами. Всё больше – байками, сплетнями, враньём. И это – когда талантливо – незабываемо.