Машины сказки пользовались очень большим уважением в селе. Их даже начали печатать в районной газете «Почётная доярка» под псевдонимом «Маша, которая наша» (учительница начальных классов подсуетилась). Правда, этот стишок про пчёл и медведя был единственным, который не опубликовали. Всё село гордилось нашей Машей и с нетерпением ждало каждый новый выпуск газеты.
Её произведения становились с каждым днём всё взрослее, острее и саркастичнее, как будто это писал не ребёнок, а сам великий и ужасный злой дух Карачун водил детской нежной рукой.
К концу лета Маша стала выдавать на-гора совсем уж недобрые вирши, где побеждали тёмные силы, и весь мир горел огнём. Главный редактор стал всё чаще и чаще задумываться: «А не пора ли свернуть проект?»
«Как же вернуть невесту к нормальной жизни?» — ломал голову Василий.
«Как заставить девчонку снова шнырять ко мне по выходным?» — гадала на картах баба Дуся.
И вот однажды, когда Васька шёл из леса домой с корзинкой, полной груздей, на его плечо опустилась костлявая старушечья ладошка...
Подарок
Карачуна
Эта история началась тогда, когда Маша залезла в старый дедушкин сундук. А в сундуке том сокровища так и блестели, так и блестели, глаза детские слепили старинными ёлочными игрушками! Обрадовалась Маша, оделась и во двор – соседние ёлочки наряжать. Бегает туда-сюда: хвать две игрушечки и до ёлки, хвать две игрушечки и до ёлки… Но счастье длилось недолго, выросли из-под земли мама, папа, дед, бабушка и застукали свою дочку-внучку за этим занятием. Встали в кружочек у красиво наряженной ёлочки, руками всплёскивают, головами качают, ай-я-яйкают и пальчиками грозят:
– Ты зачем игрушки у деда украла,
может, мама тебе их не покупала?
Или папа не хлопал по попе?
Вот девушку и прохлопали:
проглядели, не уследили!
Как-то не так растили?
И куда же ты, погремушечки волочёшь?
Потом в дом бежишь и ещё берёшь.
Ой, не нравится деду эта затея!
И бабушка ложкой огреет.
А на дворе зима и гуляешь ты долго.
Маша попыталась доходчиво объяснить родственничкам, что события текут в правильном русле:
– Не понимаете, это на ёлку!
Наряжаю зелёную я красиво,
деду с бабой на диво.
Удивить хотела маму и тятьку,
хоровод устроим на Святки.
А родственники никак не унимаются:
– Да не Святки, Маша, начинаются,
а февраль на дворе кончается.
Уж к Масленице б и наряжала.
Зарыдала маленькая:
– Я не знала!
Родня понемногу начала остывать:
– Ладно, деду шепнём,
мол, внучка у нас не воровка,
он погладит тебя по головке.
А бабушка напечёт оладий
и родителям скажет:
дочка у вас, на зависть, хорошая;
тащит, правда, чего не положено!
Сильно обиделась Маша на незаслуженные насмешки взрослого населения планеты, насупилась, отдала деду игрушки, которые в руках держала, и пошла в избу. Уселась у наблюдательного пункта – окошка закопчённого. И принялась диверсионно подглядывать за дальнейшими действиями врагов. Смотрит на них и диву даётся:
– А пошто они трясущимися руками мои игруньки с ёлки снимают? Ну, дед с бабой – ладно, старенькие уже! А мать с отцом? «Ку-ку» что ли! – и в окно родне пригрозила своим малюсеньким кулачком. – Уйду я от вас, плохие вы!
И решила девонька навсегда из дома уйти. Долго она думала и надумала в лес пойти, в теремочке жить со зверюшками разными, уж очень она любила сказочку «Теремок». Дождалась, когда родители на работу уйдут (а дед с бабушкой далеко: в своей хате чаи гоняют да по хозяйству возятся). Хорошо собралась Маша: надела шапку-ушанку, шубу, валенки и калоши, корзину взяла большую и пошла.
Шла, шла да и заблудилась. Заблудилась, плачет! А вокруг ёлки, ели, снег и снежинки. Холодно! Вдруг, откуда ни возьмись, подходит к ней злой дух зимы Карачун и спрашивает:
– Чего, красавица, плачешь?
Испугалась Маша грозного облика Карачуна. А ещё больше испугалась рассказывать ему всю эту историю про свою родню и те игрушки заветные. И соврала:
– Заблудилась я, дедушка, а ведь дел-то совсем ничего было: пошла в лес по грибы да по ягоды.
– Кто ж по грибы зимой ходит, дурочка?
Оглянулась Маша по сторонам, пожала плечами:
– Не знаю, кто ходит, я, наверное.
– Ну, и чего ты хочешь теперь: домой или грибов?
– И грибов, и ягод, а потом домой, я ведь девушка запасливая!
Вздохнул Карачун, развёл руками и исчез. И вдруг всё вокруг преобразилось: снега растаяли, дерева зазеленели, поляна травой проросла. А на полянке самовар стоит, боками глянцевыми блестит. Маша распарилась от жары, одёжу поскидывала, развеселилась, раздула самовар, села на травку, чай пьёт. А самовар весь баранками утыкан мягкими, поджаристыми. Хорошо стало Маше, тепло. Напилась она, наелась, встала, оглянулась: грибов вокруг полно, и красной ягодой мурава утыкана. Набрала Машенька полную корзину и того, и другого.
Домой пошла, самовар подмышку прихватила да и шубку с валенками не забыла. Идёт домой, песни поёт. Своя ноша не тянет. И тропинка как-то сразу нашлась. Вон он, дом родной! А дома люд больной: все ревут да плачут.
– Чего слёзы льёте? – спрашивает девонька родных.
Родня слёзы лить перестала, все кинулись масенькую обнимать, целовать, приговаривать:
– Донюшка наша миленькая, доченька наша любименькая, мы же тебя полгода назад схоронили, где ты была, ненаглядная наша?
– Да я, вроде, вчерась по грибы, по ягоды в лес пошла. Февраль был, тринадцатое число.