– Обязательно завтра же на Базаре потолкую со своими приятелями, позовем купцов и ремесленников, и я передам им твои слова.

После небольшой паузы молла добавил:

– Знаешь, Гаджи, каждый падишах - тень аллаха на земле... Губернатор же послан сюда самим царем... Э, так что я хочу сказать: этот нечестивец получил разрешение от самого губернатора, поэтому о наших беседах ты никому не рассказывай, пусть ни мое, ни твое имя не произносится. Сделаем все по-тихому, исподволь. Иначе эти урусолюбы донесут: мол, такие-то выступают против указа царя, против правительства. Дойдет до ушей губернатора. Ты уважаемый человек, я уважаемый человек, зачем нам неприятности? Зачем губернатору узнавать наши имена таким образом?.. Лучше все сделать чужими руками, исподтишка... исподтишка лучше, так я понимаю.

Гаджи согласился:

– Верно, хороший совет... Исподтишка...

– Да, да, пусть шум поднимет темный народ... Какое наше дело? Ни у тебя нет малолетних детей, ни у меня... Мы не за себя стараемся, все делаем ради нашего шариата, чтобы дети не отворачивались от веры. Не шли бы против воли родителей... Ты только подумай, даже теперешние юнцы - еще не учились в новой школе, а такие фортели выкидывают... Ежедневно в каком-нибудь саду вечеринка под звуки тара, у каждого родника - сборище поэтов, чуть ли не в каждом доме меджлис, для украшения которого приглашаются чанги... Разве нет?

И начался разговор, которого опасался Гаджи Асад. Но он никак не мог его предотвратить. Он не хотел слышать намеки моллы, но теперь тот от намеков перешел к делу. Гаджи молил аллаха и всех святых, которым поклонялся и к которым совершал паломничество, чтобы не услышать дурной вести, связанной с Тарланом, ведь в глубине его сердца гнездилась любовь к сыну. Но любовь к сыну не могла соперничать с верой; он скорее согласился бы, чтобы Тарлан умер, чем совершил нечто противоречащее законам шариата. Это прекрасно понимал Молла Курбангулу, нанося свой удар.

– Гаджи-ага, к сожалению, прости аллах, я услышал плохую весть, такую плохую, что язык не поворачивается сказать тебе. Сначала я не поверил, нужно было все узнать точно, а теперь я удостоверился сам... Да, брат Гаджи, необходимо что-то предпринять, не то поздно будет.

– Спаси аллах, что за дурная весть?

– А та, брат Гаджи, что твой сын Тарлан влюбился в эту чанги Сону. Да, да, да... Влюбился.

Гаджи Асад в волнении привстал со своего места:

– Этого не может быть, Курбангулу, не может быть!

Молла надавил на плечо Гаджи:

– Может быть, еще как может. Влюбился, к большому сожалению. Известие проверено. Дней пять-шесть назад их видели в лесу. Я не хотел, чтобы ты услышал от чужих, лучше самому тебе сказать. Ведь мы с тобой не раз делили хлеб в твоем доме, я не забываю, что длань твоей благотворительности не раз простиралась надо мной.

Сообщение Моллы Курбангулу вызвало вспышку неукротимого гнева у Гаджи Асада:

– Разрежу на куски этого щенка...

Молла пытался его усадить:

– Потерпи, я сказал... терпение - ключ к дверям рая, аллах дружит с терпеливыми.

Гаджи понимал, что тут уж не до терпения. Такой позор!

– Только не хватает, чтобы все шемахинцы надо мной смеялись!

– До этого еще дело не дошло, а мы на что? Надо найти выход... Выход найдется...

Глаза Гаджи налились кровью:

– Какой тут выход?!

– Не теряй надежды. Аллах превеликий посылает болезни и посылает исцеление от них... Исцеление от них.

– Сердце мое разрывается от боли, Молла Курбангулу, посоветуй, что мне делать?

– Аллах не допустит, чтобы сердце твое разорвалось! Пусть у врагов твоих сердце рвется на части! Я тебе, брат Гаджи, вместе с дурной вестью принес и хорошую. Как говорится, принес в одной руке огонь, а в другой воду, чтобы его погасить, в одной руке горе, в другой - исцеление.

– С нами сбывается только то, что предначертал для нас аллах!

– Ты прав, брат Гаджи, всевышний распределил все и правит нами.

– Так где же выход?

– Да...
– Молла кивнул на слугу, который расстелил перед ними скатерть.
– Потерпи, давай поужинаем сначала...

Гаджи понял, что молла не хочет раскрывать секретов перед слугой. А Сафи, как нарочно, медленно расстелил скатерть, поставил посуду с приправами, поднос с пловом, накрытый высоким колпаком, разорвал на куски курицу, принес прохладительные напитки. Сафи хорошо вышколен: когда все приготовления были закончены, он пожелал хозяину и гостю "приятного аппетита", вышел за порог и плотно прикрыл дверь. Ему не надо было говорить, что у гостя к хозяину тайная речь, значит, в дом пускать никого не следует.