Шрифт:
Федя не выдержал, выпучил от удивления глаза, спрашивая:
–Ты… ты подрался?
–Да.
–Неужели ты можешь драться?
–Ладно, оставь свои насмешки…-тихо попросил Егор Вадимович, после чего продолжил:– И вот… Этот подлец Олег появляется у нас на заводе. Собрание. И на собрании
объявляют, что Олег будет нашим новым директором! Это тот Олег, который учился на одни троечки, бил слабых, обижал девушек, обманывал всех педагогов!.. Ну, папочка его устроил на наш завод, временно, как потом оказалось, чтобы занять руководящее место в министерстве… После собрания он увидел меня, раскрыл свои объятия, мол, здравствуй, Егорушка!.. А я стою в стороне, глаза отвожу. Он подходит ко мне и демонстративно протягивает мне руку. Все притихли, смотрят на нас. Другой бы пожал ему руку, но не я!.. Жизнь тогда меня еще не обломала!.. Я отошел в сторону, заговорил с другими.
–А этот Олег?– спросил с интересом Федя.
–Олег подошел ко мне, снова протягивая мне руку.
–А ты?
–Я отвернулся, делая вид, что не вижу его.
–А он?
–Что он? Он стоит с протянутой рукой.
–А ты?
Егор Вадимович негодующе спросил:
–Ты что, надо мной смеешься?
–Почему?
–Черт тебя! А он, а ты…– огрызнулся Егор Вадимович.– Олег тогда покраснел от злости, что-то прокричал мне… Что было потом? А ничего хорошего не было. Стали ко мне придираться, мол, то опоздал на три минуты, то ушел раньше с работы…
–В общем, никакой карьеры,– печально заметил Федя.
–Ой, какая карьера, если придираются на каждом шагу? Ну, ты меня понял?
Федя не ответил отцу, раздумывая.
–Что молчишь?
Федя понял, что теперь молчать не следует.
–Значит, я должен быть, как все?– поинтересовался Федя.
–Как все,– спокойно ответил Егор Вадимович.– Придется, сынок.
– Будто я оловянный солдатик?
–Опять твои насмешки?
Федя постарался успокоить отца:
–Пап, я не смеюсь!.. Только не хочется быть, как все.
–Заставь себя,– ответил убежденно Егор Вадимович.– Если сам себя не заставишь, жизнь заставит. Но тогда будет поздно!.. Моя жизнь перед твоими глазами! Пойми, отец тебе плохого не пожелает!
–Все ходят в тряпье и мне так ходить?
–И тебе!
–Я не оловянный солдатик!
–Не понимаешь ты меня…– сказал удрученно Егор Вадимович.
–Все руки поднимают и мне поднимать?
–И тебе!
–И мне?
–И тебе! Люди не любят непохожих на себя.
–Подражать всем, как попугай?
–И ты подражай!
–И как попугай, все повторять?
–Опять твои шуточки!– рассердился Егор Вадимович.
–Все прыгают из окна и мне прыгать?
Егор Вадимович протяжно вздохнул, говоря печально:
–Ты меня не понимаешь!.. Но придет тот день, когда я умру, и ты вспомнишь мои слова! Но тогда никто тебе посоветует, как себя вести! Никто!
Федя помолчал минуту, потом твердо произнес, стараясь не смотреть на взволнованного отца:
–Знаешь, спасибо, конечно, за твои наставления, но…
–Но я буду упрямо делать, как пожелаю?– догадался Егор Вадимович.
–Да!.. Да, пап! Я не хочу быть попугаем! – порывисто ответил Федя, слегка краснея.
–Придется им быть, придется,– тоскливо сказал Егор Вадимович.– Вот ты все с магнитофоном возишься, музыку
слушаешь…
–А чего мне делать в воскресенье? Математику учить?
–Хоть бы и математику. Да, хоть бы и ее, ведь у тебя одни тройки.
–Не хочу!
– В жизни, Федя,– повторил медленно Егор Вадимович,– надо было очень осторожным. Не высовываться.
–Это я уже слышал.
–Не высовываться,– снова повторил Егор Вадимович.– Все вступают в комсомол, и ты вступай.
–Да ну?– криво усмехнулся Федя.
–Именно так!.. Как все!..
–Почему?
–Опять твое детское «почему»?– негодующе спросил Егор Вадимович.– Чтобы проблем не было! Ты живешь не на острове, а среди людей. Люди не любят непохожих на себя. Все вступают в партию, и ты вступай. Вот я не вступил в партию, когда предлагали, а зря… Моя вторая ошибка в жизни… Надо быть, как все! Понятно?
Феде очень захотелось в этот миг выгнать отца из комнаты, но он с трудом сдержался, чтобы этого не делать.
А Егор Вадимович снова спросил:
–Понятно?
–Ты будешь повторять одно и то же до самого вечера?– озабоченно спросил Федя.
–Нет… Все поднимают руки и ты поднимай.
–Да ну?
–Опять упорствуешь? Все соглашаются, и ты соглашайся.
–Будь, как все!– назидательно произнес Егор Вадимович, пристально глядя на сына.– Все молчат, и ты молчи. Все что-то говорят, и ты то же самое говори. Все что-то осуждают, и ты осуждай! Мамонты вон выделялись, помнишь?