– От чего же не справиться? Справлюсь! Идите себе – курите, а то дышать и вправду уже не чем стало.

– Вот курил бы сам, и не выпендривался бы тогда! Нечем ему! – Порфирий Александрович недовольно скинул тапки и стал обувать валенки. – А вы Марфа Ильинична лиса ещё та! Сами ведь курили недавниче и ни чуточки не смущались сему, а теперь на мороз всех? Не похоже на вас, вы же лыжница, знаете не по-наслышке, что с лыжни сходить чревато.

Марфа Ильинична громко фыркнула, и назидательно постучала Парфирию Александровичу указательным пальцем по лбу.

– О вас же забочусь дуралеях! Куревом своим надышитесь – с утра головой маяться будете, на самогонку грешить аль на Лешего своего любимого. А Марфа Ильинична вам этого сделать не даст! Марфа Ильинична заботливая, проветрить вас выводит. Все ать два, открывай дверь Жан Яковлевич! «Идём наружу – навстречу стуже»

– А недурственно у вас стихи выходят! – Жан Яковлевич задержавшись в дверях, хитро подмигнул Фёдору Иннокентьевичу. – Ох чувствую обойдёт тебя на повороте наша Марфа Ильинична! И глазом не успеешь моргнуть, как она тебе Амфибрахий ( Стихотворный размер) в лоб выдаст, а потом ещё сумрачным логаэдом ( Стихотворный размер) прижмёт!

– Иди уж! Тебя то она точно давно обошла… прозаик – песенник!

– Ну тебя! – Досадливо махнув рукой, Жан Яковлевич напялил на лысину ушанку весьма облезлого вида и скрылся за дверью.

Выйдя на улицу, все кроме закалённой Марфы Ильиничны мерзляво запахнули одёжку и отошли за угол, где разыгравшийся ветер не мог дотянуться до их разгорячённых выпивкой тел. Возможно Весна уже и была где-то рядом, но пока её власть была лишь условной, ничем не подкреплённой и часто попираемой суровым натиском настырной Зимушки-зимы. Стоило солнечной колеснице скрыться за горизонтом, как Зимушка тут же напоминала всем о своём присутствии и жестоко карала отступников, которые осмелились поверить в то, что суровая Ледяная королева без боя уступит свой заснеженный трон весёлой проказнице Весне.

– Может извинимся? – Раскурив вонючую самокрутку, обычно немногословный Владлен Аристархович кивнул в сторону стоящей неподалёку избы Нины Александровны. – Итак она с нами не очень приветлива, а тут ещё вон как неловко вышло… Скоро совсем здороваться перестанет.

– Неловко с Глафирой Павловной вышло не при Фёдоре Иннокентьевичи будет сказано.... а с Ниной Александровной как раз вполне себе ловко. Если человек сам стремится к конфликту, то это ему должно быть неловко за свою желчность и абсолютно несносный характер! А мы жалостливые больно, сразу в себе неловкость эту ищем.

– А что это вы Глафиру Павловну вспомнили? Неужто и вы думаете что там Любовь была? А неловкость тогда в чем простите?

– Что значит – «и вы?». Не – «и вы», а именно я, уверенна, как никто другой, что Любовь там была, да и сейчас остаётся, в душе она у него! Дорогой вы мой Жан Яковлевич, я же как никак Женщина! Это вы – мужики все незнамо чем перемалываете внутри себя, по кишкам гоните, да выплёвываете одним местом за ненадобностью, а мы Женщины – Создания сложные и многогранные! Мы душой все чуем – осязаем, да в Сердце до самой смерти храним! А уж такое волшебство дивное, как Любовь за версту чуем.... – Марфа Ильинична приблизилась вплотную к Жану Яковлевичу, и выпустив в его сторону облако табачного дыма, томно произнёсла. – Понимаете меня Жан Яковлевич? Любофьььь!

– Понимаю Марфа Ильинична.... понимаю....

– А раз понимаете, то тогда должны понимать и то, что Глафира Павловна той Любви дюже боялась, ибо в жизни у неё были ой какие плохие воспоминания от неё! Да, да! И такое бывает! Не всегда ведь выходит схема «Любовь, да свадьба – Совет, да любовь!» Порой обжигаются о любовь люди, сильно обжигаются и не один раз, вот тогда и случается это самое неловко – «Обжёгшись раз, всю жизнь бежать от Любви и Счастья!» И вот в этой ситуации мне действительно неловко осознавать, что я, видя все те светлые чувства что вспыхнули между Глафирой Павловной и Фёдором Иннокентьевичем, ничего не сделала что бы помочь сохранить им свою любовь! А ваша Нина Александровна, перед которой вам вдруг стало стыдно Владлен Аристархович настоящий вампир! Питается она нами, стыдит, укоряет, ругает, корит… Думаете вы действительно мешали ей своим старческим смехом? Отнюдь – вы мешали ей своей радостью! Чужую радость она чует за версту! Бесит она её, раздражает! Словно яд для неё чужая радость.

– О как вы завернули Марфа Ильинична! Оно может и так, может и впрямь, Вампир она! Но перед Машенькой то, перед ней как быть? Она то в чем виновата? Отца её не видел никто никогда, а мать вон какая....

– А как перед ней быть? То что отца никто не видел, это уже дело Нины Александровны сугубо личное, а про Машеньку, Нинка ведь никого к ней не пускает, словно волчиха вокруг неё вьётся, зубами клацает. Я и отвары ей предлагала, и лекарства, и даже на станцию к лесорубам предлагала за доктором съездить. На все един ответ – нет, не нужно! Недавниче совсем Порфирий Александрович ей спирту на компрессы предлагал, да горчицу с хреном ноги попарить – тоже не в какую. Снова нет – ничего мне от вас не надобно! Так в чем тогда совестно нам должно быть Владлен Аристархович? Отдачи от доброты вашей никакой нет, а грудью на скалу холодную кидаться это я вам скажу удовольствие мало приятное.

– Да уж и не знаю! Вы все так расписали в красках, не иначе, как в вас та самая Женщина заговорила… – Поняв что сморозил какую-то глупость, Владлен Аристархович закашлялся и затушив самокрутку, попытался ретироваться в избу, но было поздно. Глаза Марфы Ильиничны разгорелись недобрым огнём и сделав два быстрых шага вперёд, она ухватила Владлена Аристарховича за отворот тулупа.

– Это вы намекаете, что моё плохое отношение к Нине Александровне основано на том, что у меня нет детей?

– Ни в коем случае! Причём тут дети? Вы что, Марфа Ильинична....