Пройдя по палатам, Пашутин на обратном пути вновь заглянул ко мне:

– Не нужно ли чего, Александр Павлович? – озаботился начальник Академии, – как питание, может, что-то дополнительное заказать?

– Спасибо за заботу, Виктор Васильевич, теперь я вижу, что в руководимой вами Академии и ее клиниках все делают как надо, – польстил я «медицинскому генералу», – Просьба моя заключается в том, что, если помните, мы намечали совещание с фтизиатрами [69] по поводу испытаний ПАСК. Когда мы можем его провести. Другой препарат, ацетилсалициловая кислота, будет полезен терапевтам, так как имеет противовоспалительный и обезболивающий эффект, а жаропонижающий будет полезен при банальных простудных заболеваниях. Кроме того, у меня уже здесь возникли идеи двух медицинских изобретений, которые могут произвести переворот в медицине. Нельзя ли мне поговорить с какими ни будь толковыми приват-доцентами с кафедры физики и из здешних ортопедов.

– А мне можете в двух словах рассказать, или вы считаете, что старый мастодонт вроде меня, не поймет полет вашей мысли? – иронически спросил меня Пашутин.

– Пожалуйста, Виктор Васильевич! Первое изобретение: визуализация костей прямо через ткани организма, поможет определить есть ли перелом и какой, может показать, где находится пуля или осколок, это же важнейшая информация для хирурга перед операцией. Также поможет выявить стадию туберкулезного процесса в легких, например, есть ли каверна [70] и каковы ее размеры. Изобретение основано на применении катодной лучевой трубки [71] Крукса, может быть, она есть даже здесь, на кафедре.

Второе изобретение, с виду очень простое, но сделает переворот в ортопедии: вместо глухих гипсовых повязок система из двух разъемных колец и спиц зафиксирует любую трубчатую кость, что позволит больному намного раньше самостоятельно ходить и обслуживать себя. Теоретически, эта система может даже удлинить конечность на 6–8 см, что достигается постепенным разведением отломков и нарастанием костной мозоли. Я попросил бумажную салфетку, и как мог, изобразил конечность и проведенные через кость спицы аппарата, кольца и продольные тяги.

– Ну, батенька, вы, я смотрю, даже на госпитальной койке время не теряете, – удивленно проговорил Пашутин, разглядывая мой корявый рисунок. А ведь в этом точно что-то есть, и это, как все гениальное, выглядит очень просто. Я прямо сейчас переговорю с руководством кафедры ортопедии [72] и мы к вам непременно зайдем.

Забрав мой рисунок, Пашутин ушел, зато за меня взялся капитан:

– Слушай, Александр (мы с первого дня были с ним на «ты», как товарищи по несчастью), а ведь я не знал, что лежу рядом с гениальным изобретателем, – удивленно обратился ко мне капитан, – ну кто бы мог подумать?!. Ведь, это ты, выходит, мне ногу спас, а то ведь эскулапы могли бы ее укоротить на вершок [73] , а то и больше. Кому бы такой офицер нужен был бы, шкандыбал бы себе на костыле, хорошо бы если вообще служить оставили где-нибудь, бумажки перебирать, какая уж тут гвардия. У нас в роду все генералы были, опозорил бы фамилию из-за мальчишки-графа, что к нам субалтерном [74] в 4 роту прислали. Бестолковый до невозможности, он и прострелил мне ногу на охоте. Хорошо еще, что главную жилу [75] не задело, а то бы кровью изошел на месте, и так натекло, что с резаного борова.

– Постой, Олег, а граф – подпоручик и скоро женится, а невеста тоже графиня и зовут Наташей?

– Точно, мы в пятницу только деньги на свадебный подарок от офицеров полка им собирали, – удивился капитан, – знал бы, что он меня подстрелит, точно бы не дал ни копейки, и ведь, в госпиталь не пришел узнать про меня, навестить, а, может, мне тут ногу по его милости отчекрыжили! Хотя, понятно, ему не до меня… Так ты знаешь его невесту?

– Нет, но может тебя утешит, что, рано или поздно, а ходить тому графенку придется с ветвистыми рогами, как тому оленю, которого ты не подстрелил.

Капитан захохотал и тут дверь открылась, а на пороге появился профессор-ортопед со своими сотрудниками.

– Весело у вас тут, – улыбнувшись, похвалил нас профессор, – если больные смеются, значит, они поправляются. А я вот у Александра Павловича, изобретателя нашего, вместе с коллегами хочу подробности этого прибора узнать, – профессор показал мне мой рисунок. Я извинился за каракули, сказав, что левой рукой рисовать мне неудобно, но все объяснения с приблизительными размерами дал, чтобы сделали правильный эскиз-чертеж. Его вычертят и дадут мне посмотреть, перед тем как отдать на изготовление прибора в слесарные мастерские, где сделают три комплекта. Договорились, что вначале они попробуют просто на кости в анатомическом театре, там же на кадавре [76] , а потом, если фиксация костей будет надежная, то можно перейти и к больным. Коллеги добавили, что такая внешняя фиксация будет неоценимой при лечении ран с ожогами, когда нужно оставить поверхность открытой на большой площади и никакие окошечки в гипсе здесь не помогут.

Попросил принести мне портмоне, и, дав трояк госпитальному служителю, попросил зайти на почтамт и отбить деду телеграмму о том, что уезжаю в служебную командировку на 3 месяца, а препараты ПАСК и АСЦК пусть он отправляет в Гостиный двор, за ними приедут из Военно-медицинской Академии и заберут. Так что, дед теперь беспокоиться не будет: почему от меня писем нет или почему они написаны чужой рукой. Пришел брадобрей с ржавой бритвой, но я от его услуг отказался, так же как поблагодарил и капитана, предложившего собственноручно брить меня свои «Золингеном». Сам капитан ежедневно брился, делая из этого своеобразный ритуал. Сестра милосердия приносила ему теплой воды и ставила зеркало, глядя в которое, капитан скоблил свои щеки. Я вот, никак не привыкну к опасной бритве, так что, останусь усатым и бородатым.

Прошла еще неделя, меня напрягало то, что из Штаба никто не зашел, все же я продолжаю числиться и.о. начальника. Если бы Агеев вернулся, то, надеюсь, он бы тоже меня проведал. А так что, никому я не нужен в Петербурге? Впрочем, в Академии, оказывается, нужен. Поговорил со здешним физиком, разбирающимся в электричестве: катодно-лучевой трубки у них нет, да еще я вспомнил, что, для какого-никакого приемлемого снимка, на катод нужно подавать десятки тысяч вольт, хотя бы на короткое время, но так, чтобы добиться значительной электронной эмиссии. Первые опыты с низкоэмиссионными трубками, вообще выполнялись на неживых объектах. Так что, не судьба быть русскому рентгену, подождут еще пять лет.