– Я бы вообще бабам права не давал.

Рядом присела Александра и ободряюще похлопала по колену. Я вздрогнула и повернулась к ней.

– Ну?

Александра робко пожала плечами, не решаясь произнести вердикт. Я догадалась.

– Он еще жив?

Ветеринар кивнула.

– Значит, я могу надеяться.

Я встала и сложила вещи в сумку, пальто и книгу взяла в руки.

– Приду утром.

Александра так и не произнесла ни слова: мы были подругами.

Другой последовал за ней.

Дома было темно, холодно и одиноко. Я сняла замшевые сапоги, пальто бросила на столик под зеркалом. Флакон с маслом для волос с грохотом скатился на пол.

Словно робот, прошла на кухню, включила чайник и села. В поисках телефона высыпала содержимое сумки на стол, руками разгребла ворох косметики и наконец нашла его. Сначала позвонила завучу гимназии, в которой работаю, и сказала, что не смогу сегодня придти. Потом – Кириллу, рассказала о случившемся и попросила заняться страховкой. Кирилл тут же захотел приехать, но я возразила, что уже ложусь спать.

Чайник забурлил и отключился. Я убрала телефон на полочку со специями. Остальное попыталась смахнуть в открытую сумку, но помада упала на пол и закатилась под холодильник, тушь отправилась за ней. Нервы наконец сдали: я вышвырнула сумку в распахнутую дверь.

Другой сидел напротив и ждал.

Мой взгляд остановился на черном фолианте. Я положила его на колени и погладила мягкую черную кожу. Окованные металлические уголки были холодные, а вот кожа слишком теплая, теплее комнатной температуры градусов на пять. Странно, но обрез книги тоже был черный. Если бы не исполинский размер, можно было бы подумать, что это ежедневник.

Первая страница оказалась чистого бирюзового цвета, словно небо после весеннего дождя, но какие-либо надписи отсутствовали. Следующая страница тоже была чистой. Удивленно перелистав книгу, я не нашла ни одного печатного знака.

Бросив пакетик зеленого чая в кипяток, я прислонилась бедром к плите и задумалась об этом нечто в кожаном переплете, потому что книгой это назвать было нельзя. Книга – это текст, размышляла я, хоть какой-то. Наверное, это дорогой альбом для рисования. Автоматически прихватила с работы. Поставив чашку с недопитым чаем в раковину, я вышла из кухни.

Другой последовал за ней.

Я шла по сумрачному каменному коридору, понимая, что нахожусь под землей. Ноги скользили. Попытавшись ухватиться за стену, я ощутила что-то склизкое и мерзкое.

– Мама… – Всхлип.

– Мама! – Это плакала девочка.

Я обернулась, но определить источник голоса было невозможно. Рука, вытиравшая слизь о брюки, замерла.

– Эй! – тихонько позвала я. – Кто здесь?

Через миг тонкий детский голосок протянул:

– На-астя.

Я недоверчиво проговорила:

– Здравствуй, Настя.

– Здравствуй.

– Настя, где ты?

Пауза.

– Здесь темно. Мама, это ты?

– Нет. – Я не могла поверить, что разговариваю с кем-то, порожденным моим сознанием. – Но я хорошая, не бойся.

– Ты отведешь меня к маме? – с надеждой спросила девочка.

– Конечно, – быстро ответила я и тут же тихо добавила, – если найду. Настя?

– Что?

– Ты можешь до чего-нибудь дотронуться?

Пауза.

– Нет! – Испуганно: – Я ничего не вижу.

Глухой удар и плач:

– Я упала!

– Не двигайся! – быстро крикнула я, но вспомнила, что сидеть на холодном полу детям нельзя. – Нет, лучше встань и жди меня.

Негромкие всхлипы девочки заставляли меня волноваться. Я пошла быстрее и, конечно же, тоже упала. Несколько негромких ругательств сорвались с губ. Встав и кое-как отряхнувшись, я пошла дальше, но в сердце стала зарождаться злость на себя. От постоянного напряжения колени предательски заломило.

– Настенька? – с трудом сдерживая раздражение, позвала я.

– Я все жду, – ответил неожиданно спокойный детский голос. – Мне уже почти не страшно, мне скучно. Давай поговорим?

Я ужаснулась подобной смене эмоций, но ответила:

– Давай.

– Меня зовут Настя. В следующем году я пойду в школу, поэтому я выучила свое длинное имя: Настя Викторовна Миркушина. Все взрослые дети должны знать свое длинное имя. А ты знаешь?

– Конечно, – быстро ответила я и, разумеется, тут же повторила в уме свое «длинное» имя.